Александра Давид-Неэль - Под грозовыми тучами. На Диком Западе огромного Китая

Лет двадцать назад, странствуя по провинции Хэнань, я впервые увидела подвешенные за волосы к ветвям деревьев головы по обочинам дороги. В ту пору шла гражданская война, разбойники осмелели, и казни участились.

В Дацзяньлу головы вывешивают на стене при въезде в город. Китайцы носят теперь короткие прически, и уже невозможно подвешивать голову за косичку, поэтому ее обвязывают веревкой под подбородком. От этого зрелище становится еще более отвратительным. Впрочем, оно нисколько не трогает невозмутимых китайцев, даже я должна признать, что волнение, которое испытываешь при мысли об этой страшной картине, совершенно не возникает, когда созерцаешь ее воочию.

Раньше китайские власти предоставляли охрану людям, следовавшим через места, где рыскали разбойники. Я всегда отказывалась от этой услуги, если мне предстояло долгое путешествие, ибо размер вознаграждения, которое пришлось бы заплатить телохранителям, намного превышал стоимость моей скромной поклажи, которой я могла лишиться.

К тому же, если бандитов оказывалось много, конвоиры неизменно пускались наутек.

В ту пору китайские солдаты пользовались полной свободой, особенно вдали от больших дорог и в приграничных округах. Количество людей, призванных сопровождать путника, и величина расстояния, которое им предстояло вместе преодолеть, никогда точно не оговаривались.

Как-то раз мои погонщики мулов потребовали, чтобы их обеспечили конвоем во время перехода через горную часть местности, ныне входящей в состав Сикана. Я согласилась и оповестила командира гарнизона, расквартированного в одном из селений, что мне нужна охрана.

Он прислал шестерых солдат, и мы двинулись в путь. Не прошло и двух часов, как телохранители от меня сбежали; я видела, как парни быстро взошли на гору и скрылись в кустах.

Что ж, подумала я, эти бездельники устали и не желают больше меня сопровождать либо, хуже того, они спешат предупредить знакомых грабителей, что по дороге скоро будет проезжать иностранка. Ни одно из этих предположений не подтвердилось.

Вскоре на одном из поворотов беглецы спустились с горы вместе с полудюжиной других солдат, присоединившихся к нашему эскорту.

Эта комедия продолжалась весь день у каждого встречного поста. Когда я добралась до места ночлега, примерно тридцать вояк выстроились во дворе, пытливо вглядываясь мне в лицо. «Сколько она собирается нам заплатить?..» — гадали они. Я не могла их разочаровать.

Но, как только солдаты вернулись в свою казарму, к счастью, расположенную довольно далеко от деревни, где мы остановились, я велела погонщикам приготовиться к отъезду задолго до рассвета, пока нам не успели прислать новых телохранителей; я опасалась, видя, как быстро прибывает их количество, что вскоре мне придется взять на содержание небольшую армию. Поэтому мы сбежали под покровом ночи при тусклом свете ущербной луны.

Однако временами охрана оказывалась кстати. При случае она действительно могла принести пользу, но не во время встреч с разбойниками, а в будничных делах.

Несколько солдат приезжали на место ночлега раньше путника и подыскивали ему комнату в лучшей гостинице, следя за тем, чтобы ее убрали и как следует подготовили к его прибытию. Если в населенном пункте не оказывалось гостиницы или она была слишком убогой, солдаты уговаривали владельца наиболее роскошного дома сдать одну из самых уютных комнат заезжему иностранцу; если же хозяин артачился, его насильно заставляли проявить гостеприимство.

С помощью охраны можно было легко доставать провизию. Словом, ее старания давали множество мелких преимуществ.

Незачем говорить, что солдаты во время пути не упускали случая попировать за счет местных жителей и даже возвращались с трофеями.

Те «веселые» времена уже прошли. Солдатам, сопровождавшим меня в Сикане, приходилось довольствоваться обильным трехразовым питанием, которое я оплачивала, и щедрым вознаграждением напоследок.

Это устраивало молодых жизнерадостных парней, без которых я вполне могла обойтись, тем более что мы виделись лишь в гостиницах, где я останавливалась. Днем они перемещались, руководствуясь собственными соображениями, то намного меня опережая, то плетясь далеко позади, их никогда не было видно из моего портшеза.

За исключением некоторых удаленных областей с некитайским населением, солдаты уже почти совсем не пользуются былым влиянием и авторитетом. Хозяева гостиниц, крестьяне и мелкие лавочники избавились от своей исконной робости и без всякого стеснения требуют расчет или просто не пускают военных на порог. С точки зрения справедливости это бесспорный прогресс. Древние традиции стали предосудительными. И все же я не заметила, чтобы материальное благосостояние простых китайцев значительно возросло благодаря такому подъему самосознания.

Какие нравственные принципы преобладают в западных приграничных провинциях? По этому поводу можно сказать немного. В Сикане, Цинхае и прилегающих районах подавляющая масса людей слишком инертна и неразвита, и благородные качества или страшные пороки им не присущи.

Местные трагедии, как правило, разыгрываются на почве корысти, алчности или в результате семейных конфликтов, причем нередко эти причины переплетаются.

Приведем несколько примеров.

Дочь одного богатого торговца вышла замуж за единственного сына состоятельной вдовы. Как только свадебные торжества — пиршества, продолжавшиеся несколько дней, — закончились, свекровь возложила на сноху все обязанности по дому, который был очень большим. Молодая женщина стала возражать, ссылаясь на то, что у ее родителей такую работу выполняли служанки, но свекровь ничего не желала слышать. По ее словам, она не собиралась платить жалованье служанке, в то время как в доме проживает женщина, которая может работать бесплатно.

Муж новобрачной был мошенником, игроком и гулякой; он никогда не возвращался домой раньше двух-трех часов ночи. Обожавшая сына мать вставала, чтобы открыть ему дверь, а также накормить и напоить его, если он того хотел. Она заявила, что отныне эта обязанность переходит к снохе и что та должна держать наготове горячий ужин, дабы подавать его мужу ночью, когда тот возвращается домой. Новобрачная наотрез отказалась. Старая скряга не понимала, что времена, когда китайская свекровь могла рассчитывать на рабскую покорность своей снохи, которую она тиранила, прошли.

И вот как-то раз крики и причитания из этого дома переполошили соседей. С помощью нескольких родственниц старуха привязала сноху к одному из столбов окружавшей двор галереи, чтобы сыну было легче ее пороть, что тот и делал со всей силой.