Александра Давид-Неэль - Под грозовыми тучами. На Диком Западе огромного Китая

Должным образом продемонстрировав мне самостоятельность полиции Утайшаня, добрый малый откланялся и оставил меня со своим безропотным подчиненным, который, как я поняла по его лицу, предпочел бы находиться не в моем обществе, а где-нибудь еще.

— Как ваше имя? — начал полицейский.

— Оно написано на моей визитной карточке.

В самом деле, китайские иероглифы, подобранные одним моим приятелем-эрудитом, якобы воспроизводят мое имя. Но, как мне объяснили, китайские имена обычно передаются двумя-тремя знаками, соответствующими такому же количеству слогов. Я позабыла о соображениях по этому поводу, высказанных мне примерно в 1918 году, во время составления текста визитной карточки. Я уже не помню, по какой причине две части моей фамилии поменяли местами и почему слово «Неэль» превратилось в «Нило». Так или иначе, поскольку в Нило два слога, в запасе остался только один слог. Поэтому слово «Давид» разделили надвое: слог «Да» превратился в «Та», в результате чего теперь меня величают Нилота.

У всех иностранцев, живущих в Китае, более или менее странные имена. Один мой знакомый миссионер стал жертвой китайской орфографии, к вящему удовольствию тех, кого он называет «язычниками». Китайские иероглифы были выбраны неудачно, и его нынешняя фамилия Го, написанная и произнесенная определенным образом, означает «собака» {62} . Естественно, бедный иностранец пользуется другими знаками для написания своего имени и всячески старается произносить его по-другому, что придает слову иное значение, но большинство простых людей в округе с наслаждением зовут его господин Пёс или еще более грубо: «кобель».

Китайцы, принадлежащие к высшему обществу, всегда предпочитали называть иностранцев их подлинными именами.

И вот, переписав из карточки мое имя и выяснив, что меня зовут госпожа Нилота и я — француженка, полицейский, разумеется, осведомился о моем возрасте. Очевидно, цифра «девяносто», названная мной днем раньше, показалась ламе чересчур смелой, но, желая растянуть шутку, он поспешил заявить:

— Семьдесят девять лет.

Бедный полицейский слишком спешил закончить допрос и не успел удивиться или что-либо сказать в ответ.

Он продолжал:

— Вы едете в Утайшань? {63} С какой целью?

И тут Ионгден встал на колени и начал молча изображать поклоны.

— Вы едете на гору для поклонения?

Выражение «поклонение на горе» напомнило мне язык пророков, увещевавших евреев, которые отказывались поклоняться Иегове и воздвигали на вершинах («высоких местах») алтари в честь других богов.

Мой сын снова принялся жестикулировать, и я неторопливо повторяла его движения.

Комичная сцена продолжалась в том же духе.

Закончив писать, полицейский попросил меня поставить внизу свою подпись.

— Ни за что, — отвечала я, — я не знаю, что напечатано на этой бумаге и вдобавок не могу прочесть, что вы написали.

— Я записал то, что вы говорили.

— Возможно, это не так. Мы, этот господин (я указала на Ионгдена) и я, очень плохо говорим по-китайски, вы могли нас неправильно понять.

Я упорно стояла на своем, и бедному китайцу пришлось уйти без моей подписи. Наверное, он поспешил доложить о нашей беседе своему начальнику; я поторопилась уехать, чтобы полицейский не застал меня в гостинице, вздумай он туда вернуться.

Он мог бы меня догнать, если бы захотел: мы двигались очень медленно — на сей раз мне пришлось ехать в носилках, так как горные дороги не подходили для транспортных средств на колесах. Я убедилась, что не следует принимать всерьез допросы и бумажную волокиту. Начальнику местной полиции было известно всё, что могло его заинтересовать, все подробности моей жизни и обстоятельства поездки. Он узнал это от своего начальника из Тайюаня, от которого ничего нельзя было утаить, хотя я и не удостоила его визитом. Дело было в обычной жажде мести и желании доказать, что китайцы больше не боятся иностранцев и отныне принимают их у себя лишь «из любезности».

Дорога, пролегавшая по каменистым равнинам, не представляла собой ничего интересного. Зато при появлении первых горных вершин меня охватила несказанная радость: наконец-то я распрощалась с однообразным плоскогорьем и выскользнула на волю из тюрьмы, каковой является для меня всякий город. Вечером мы заночевали в крошечной деревушке, где было всего четыре дома. На следующий день я убедилась, что мой нерадивый повар может быть смышленым и расторопным, когда дело касается его интересов.

Ранним утром Ионгден вышел во двор и, проходя мимо окна кухни, услышал разговор нашего слуги и хозяина постоялого двора.

— Возьмите с постояльцев настоящую цену, — говорил мошенник, — это богатые люди. Приплюсуйте сюда и то, что потратили на них и животных погонщики мулов. А мне дайте вознаграждение в благодарность за хороший совет.

Затем, обернувшись к старшему погонщику мулов, завтракавшему в кухне, он заметил:

— Видишь, я забочусь о тебе. Если бы не я, тебе пришлось бы платить. Ты сбережешь много денег. Ты должен быть благодарным и отдать мне часть своей прибыли.

— Это справедливо, — согласились погонщик мулов и хозяин.

Действительно, эта сделка была вполне в китайском духе.

К несчастью для ее участников, их разговор был услышан, и Ионгден пересказал мне его со смехом. Он решил сыграть с нашим плутишкой шутку.

Перед отъездом лама позвал хозяина постоялого двора.

— Пора рассчитаться, — заявил он. — Мы жили в двух комнатах, а наши слуги — в одной; мы сожгли две охапки хвороста, чтобы приготовить еду, и еще вы давали нам воду. Давайте по порядку: сколько мы должны за комнаты?

— Всё вместе… — начал китаец.

— Нет, не всё вместе, — перебил его Ионгден.

Он заставил доброго малого всё пересчитать, учитывая каждую услугу, и снижал сумму до нормального уровня всякий раз, когда хозяин пытался завысить цену. Впрочем, китаец отнесся к этому добродушно и не возражал. Хотя ему и не удалось получить с нас то, на что он рассчитывал, он тем не менее мог содрать с погонщиков мулов их долю, а также не платить повару обещанные комиссионные. Получив причитающиеся деньги, хозяин ушел с лукавой улыбкой, весело предвкушая разочарование нашего чересчур хитрого слуги, когда тот узнает, что его надеждам не суждено сбыться по вине ламы.

Целый день мы то карабкались вверх на невероятно крутые склоны, то спускались по каменистым тропам. Необычайно уверенная поступь мулов, спокойно и твердо шагавших по осыпающимся, шатким камням, приводила меня в восхищение. Автомобильная дорога, по которой можно будет проехать из Тайюаня до Утайшаня, а оттуда на север, только строилась. Я увидела лишь участок этого шоссе, пролегавшего наверху, над местами пересохшим руслом реки, вдоль которой мы следовали; там работало множество солдат.