Куан Ю Ли - Мой взгляд на будущее мира

Во-первых, ей нужно обратить пристальное внимание на демографическую ситуацию. В стране низкий уровень рождаемости, хотя Южная Корея гораздо более дружественна к иммигрантам, чем Япония, что дает ей важное преимущество. Ей нужно найти способы повысить рождаемость, чтобы обеспечить себя ресурсами для долгосрочного роста.

Во-вторых, ей надо прийти к консенсусу по поводу путей развития страны, поскольку к настоящему времени внутренние политические разногласия стали настоящим бичом Южной Кореи и наносят ей огромный вред. Например, ожесточенные споры между политическими партиями по поводу чеболей, в частности по поводу того, не должно ли правительство обременить их более высокими налогами, чтобы справедливее перераспределять богатство, заставляют некоторые из этих компаний задуматься над тем, не стоит ли перевести свою деятельность за рубеж. Эти распри истощают энергию и ресурсы общества. Южная Корея могла бы быть намного сильнее, если бы ее люди сказали: «Давайте лучше объединим свои силы и будем вместе штурмовать глобальный рынок».

В:Как вы считаете, может ли начаться в Северо-Восточной Азии гонка ядерных вооружений?

О:Возможно, Северная Корея уже имеет ядерное оружие. Так что теперь очередь за Южной Кореей — думаю, она вполне способна создать свою бомбу. Скорее всего, она начнет свою ядерную программу, если экономика США придет в упадок, и американцы больше не смогут поддерживать военное влияние в Азии. Если это случится, южнокорейцы и японцы лишатся американской гарантии безопасности и будут вынуждены действовать самостоятельно.

В:Значит, Япония также захочет вступить в ядерный клуб?

О:Думаю, что Япония будет последней, кто начнет разрабатывать ядерное оружие, потому что японцы пережили Хиросиму и Нагасаки и хорошо знают, каковы последствия его применения: всего две маломощные бомбы унесли жизни десятков тысяч человек, и еще больше умерло впоследствии от лейкемии и других заболеваний. Они ненавидят ядерное оружие.

В:Но если Япония и Южная Корея создадут свое ядерное оружие, разве не будет это служить гарантией безопасности в Северо-Восточной Азии? Когда у всех есть ядерное оружие, никто не захочет воевать друг с другом.

О:Это зависит от многого. Существует несколько теорий относительно ядерного оружия. Если вы можете уничтожить противника одним ударом, то вашему противнику будет мало пользы от его ядерного арсенала, если только он не нанесет удар первым. Если же одного удара недостаточно и ваш противник может ответить, то угроза взаимного разрушения становится абсолютно реальной.

В:Как вы думаете, может ли в ближайшие несколько десятилетий начаться война на Корейском полуострове?

О:Сомневаюсь. Это никому не выгодно.

В:Северокорейское руководство может извлечь важные уроки из ливийского опыта. Но не должно ли оно извлечь уроки и из того, что случилось в Мьянме? Ведь там фактически произошла мирная смена режима.

О:Бирманские генералы решили, что их страна идет в никуда. Они видели, как прогрессируют тайцы. И поняли, что дальше так продолжаться не может, иначе страна придет к краху. Но у северокорейцев другая культура и национальный характер. Бирманские генералы в своих саронгах и шапочках вовсе не выглядят жестокими диктаторами. Это совершенно другой народ.

В:Сегодня Южная Корея отказалась от «политики солнечного тепла» в отношении Северной Кореи, которую проводил Ким Дэ Чжун. Новый президент Ли Мён Бак начал придерживаться очень жесткой линии. Как вы считаете, это мудрый подход?

О:Политика Ким Дэ Чжуна не дала результатов. Если бы она была успешной, южнокорейцы продолжили бы идти этим курсом, но северокорейцы использовали ее в своих интересах. Политика Ли Мён Бака более разумна. Бессмысленно предлагать хлеб людям, которые вместо благодарности кусают вас за руку.

В:Лет 10 назад вы сказали, что Южная Корея слишком быстро перешла от военной диктатуры к демократии, что чревато разного рода проблемами, в том числе с профсоюзами. Глядя на Южную Корею сегодня, что бы вы сказали об этом переходе?

О:Думаю, что они могли бы проделать этот переход более плавно, не дав возможности появиться таким активным профсоюзам. Их профсоюзы и сегодня сохраняют чересчур воинственный дух. Посмотрите, как они собираются на забастовки и трясут над головой кулаками. Это стало частью их культуры.

В:Кто-то может сказать, что это свидетельствует о силе системы, сплоченности и энергичности людей.

О:Японцы тоже очень сильны, но их профсоюзы никогда не выходят на забастовки, а для выражения протеста используют красные повязки. Для них будущее их компании и страны в целом важнее их собственных трудностей. У южнокорейцев совсем другое отношение.

За многие годы я пришел к выводу, что нельзя сравнивать Индию и Китай. В отличие от Индии, китайцы сами сформировали свое государство, 90 % их составляют представители ханьских народностей (ханьцы) и почти все население говорит на одном языке. В Китае есть национальное единство и сплоченность, которых нет в Индии. Там насчитывается более 400 языков [8] Источник: журнал The Economist , февраль 2012 г. , и до прихода британских колонизаторов, которые объединили страну, построив сеть железных дорог, Индия представляла собой группу мелких враждующих между собой государств, каждым из которых правил свой махараджа, султан или наваб. Огромное разнообразие языков и сегодня существенно затрудняет коммуникацию внутри страны. Например, столица Дели находится в поясе хинди; согласно переписи 2011 г., носителями этого языка является 41 % населения. Но поскольку хинди — государственный язык, его знают многие носители других языков. Однако ряд существующих в Индии языков, например тамильский и панджаби, не являются родственными, поэтому те, кто говорят на них, совершенно не понимают друг друга. Если вы говорите по-английски, вас поймет 200 млн из 1,2 млрд человек. Если на хинди — 500 млн. А если вы говорите на тамильском, вас поймет всего 60 млн индийцев. Это серьезное препятствие для любого премьер-министра, потому что ни один премьер-министр не может говорить на всех языках.

Индия никогда не была единой гомогенной страной. Эта концепция была придумана и претворена в жизнь англичанами. И, несмотря на все усилия англичан и индийских националистов, Индия как единая нация по-прежнему остается больше мечтой, чем реальностью.

Таким образом, сравнивать между собой две цивилизации, Индию и Китай, — все равно что сравнивать яблоки с апельсинами. И спрашивать, может ли Индия добиться того же, что и Китай, — все равно что спрашивать, может ли яблоко превратиться в апельсин. Результаты этих фундаментальных различий между Индией и Китаем как нельзя более очевидны. Китайцы берут и делают. Индийцы много говорят, но редко что-либо делают. Причина в том, что у Индии нет такой же воли и единства целей, которые есть у Китая.