В Коцаренко - На огненном берегу [Сборник]

— Эх, ребята, видали бы, язви его в душу, сколько я этим «максимкой» положил фрицев в мае нонешнего года под Непокрытой на Донце, — поддержал Стародубцева сочный басок сибиряка Ивана Быстрова.

— Пехоту-то ты положил, а если танки? — отозвался тенорок.

— Ну и что? И у танков есть уязвимые места, — гудел все тот же басок. — Надо только не теряться и бить по их смотровым щелям. А подойдут ближе, лупи им в борт. Другой раз бортовая броня пробивается, как сосновая доска. А у моего товарища один раз так вот что случилось… Громадный танк прет прямо на него. А он прилёг к пулемету да как дал по нему предлиннющую очередь. И что бы вы думали? Одна пуля попала прямо внутрь дула орудия и, видно, в тот самый момент, когда танкист загнал в него снаряд. Ну, а дальше что произошло, вы, поди, сами догадались. Снаряд разорвался, ствол орудия разлетелся вдрызг… Все это дело, скажу я вам, братцы, не хитрое. Главное, в бою нужно держать себя спокойно, и чтобы у тебя всегда пулемет был исправный… Только вот что меня беспокоит, ребята: пулеметов-то у нас нет. Неужто и в бой поведут батальон с шестью старыми пулеметами?..

Последние слова кольнули меня в сердце. Я всей душой понимал справедливую тревогу людей, но ничего не мог сказать им утешительного. Не только у нас в батальоне, но и в штабе дивизии никто не знал, получим ли мы, наконец, оружие или нет. Тяжело вздохнув, я медленно побрел своей дорогой. На пути меня встретил связной штаба.

— Товарищ комиссар, майор ждет вас в штабе, просит как можно быстрее подойти к нему.

— В штаб дивизии вызывают, — сообщил Харитонов.

Штаб дивизии находился в одной из школ того поселка. Там и состоялось важное совещание, на котором только что вернувшийся из управления Сталинградского фронта генерал Родимцев доложил:

— Боевая обстановка под Сталинградом с каждым днем, с каждым часом усложняется.

Войска фронта под натиском превосходящих сил противника отошли непосредственно к городу. Больше того, гитлеровцы прорвали оборону 62-й армии, и бои идут на улицах города. По данным фронтовой разведки, фашистское командование беспрерывно наращивает силы. Только за последнюю неделю оно перебросило сюда с Западного фронта 6 пехотных дивизий и до 500 танков. Наше командование срочно принимает контрмеры. Стоит вопрос о переброске в Сталинград нашей дивизии. Со вчерашнего дня она включена в состав 62-й армии, а 102-й отдельный пулеметный батальон придается дивизии. Как у вас с оружием, майор Харитонов?

— Пулеметов все еще нет, товарищ гвардии генерал-майор.

— Сегодня должно прибыть оружие, доукомплектуем, — твердо ответил Родимцев.

И, действительно, под вечер, когда мы с Харитоновым находились в роте противотанковых ружей, проверяя ее готовность к борьбе с танками, к нам прибежал Архипов и, запыхавшись, выпалил:

— Пулеметы пришли!

Мы побежали к железнодорожному тупику. Там из одиноко стоявшего пульмана пулеметчики уже выгружали деревянные ящики. Не теряя ни минуты, мы сверили наличие груза с накладными, тут же на площадке разложили рядками новые, густо смазанные пушечным маслом станковые пулеметы, противотанковые ружья, автоматы. Собрали возле них батальон.

Я сказал короткую речь, предоставил слово комбату. От неожиданности он немного растерялся, но тут же подтянулся, начал:

— Товарищи! — его дрогнувший от волнения голос полетел над замершим строем и эхом отозвался далеко в роще. Майор, сделав небольшую паузу, продолжал — Славные гвардейцы! Друзья! Посмотрите туда, — он указал в сторону Сталинграда, который пылал единым костром на протяжении всех своих шестидесяти трех километров. — Наши отцы, матери, жены, дети ждут от нас победы. Оружие, что лежит сейчас перед нами, они сделали своими руками, не досыпая, не доедая, забывая про отдых. Они хотят, они требуют, чтобы мы вот этим самым оружием нанесли смерть фашистским захватчикам. Так поклянемся же, товарищи, в эту грозную минуту перед ними. Не посрамим своего оружия, как не срамили его русские воины никогда. Я целую этот пистолет и клянусь тебе, Родина-мать, все силы отдам делу разгрома ненавистного врага! И дойду до Берлина!

Последние слова комбата утонули в громовом солдатском «ура».

Начали раздавать боевое оружие.

Первым к пулеметам подвел свой расчет отличник боевой и политической подготовки комсомолец сержант Николай Родичев.

— Можно сказать несколько слов? — спросил он политрука роты Поленицу. И, получив разрешение, сержант опустился на колени.

— Родина, — сказал он, — во имя нашей победы я клянусь, что не расстанусь с пулеметом до тех пор, пока не настанет час окончательной победы над врагом. Я буду бить фашистов, пока глаза мои видят, пока сердце бьется, пока хоть один палец сможет нажимать на гашетку. Смерть немецким оккупантам!

Не успел Родичев закончить свою речь, как из рядов 3-й роты донеслось:

— Ни вода, ни огонь, ни сама смерть не будут мне преградой на пути к победе. Клянусь! — это говорил молодой коммунист, замполитрука Мясников.

Долго еще слышалось во всех ротах: «Клянусь!», «Клянемся тебе, Родина!». И тем ценнее были эти слова, что они говорились не по написанному, а вытекали из глубины души воинов. Увидев долгожданное оружие, гвардейцы, горя страстным желанием скорее сразиться с ненавистным врагом, произносили их как клятву.

Вручение оружия закончилось, когда на землю опустились густые сумерки.

Харитонов взглянул на свой хронометр.

— Через два часа пятнадцать минут — форсированный марш. За это время покурить, почистить оружие, приготовиться к маршу. Все, товарищи, — закончил комбат, и мы с ним отправились к кухне, чтобы подкрепиться. На пути из кустов донесся разговор и постукивание металла.

— Интересно, как идет чистка оружия в такой темноте? — сказал Харитонов и направился к одному из расчетов.

— Как тут у вас, не оказалось еще лишних деталей? — пошутил комбат.

— Что вы, товарищ гвардии майор, разбирать и собирать пулеметы мы теперь можем с завязанными глазами.

— Посмотрите, когда выпущен этот пулемет, — спросил я гвардейцев.

— А шут его знает, когда. На штампе даты нет, есть только год—1942. Названия завода тоже нет. Есть какой-то знак и больше ничего, товарищ комиссар. Да это и не имеет никакого значения для нас. Важно, что машинка что надо, — живо ответил один из бойцов и ласково погладил кожух пулемета.

— Это верно, — согласился я.

…В назначенный час батальон выдвинулся взводными колоннами, стал у обочины большака. По дороге с выключенными фарами шли автомашины, двигались артиллерия, обозы, пехота. Все спешили до рассвета попасть на переправу и там, у самой воды, в кустах, зарыться в песок, в землю так, чтобы при свете дня быть невидимыми для врага, а потом под покровом темноты переправиться на ту сторону реки.