Владимир Набоков - Письма к Вере

Сегодня завтракал около Люксембургского сада с Сергеем и его мужем. Муж, должен признаться, очень симпатичный, quiet, совершенно не тип педераста, с привлекательным лицом и манерой. Я все же чувствовал себя несколько неловко, особенно когда на минуту подошел какой-то их знакомый, красногубый и кудрявый. Оттуда я пошел в «Россию и славянство». Лоллий опять вспоминал историю с «Таиром», приглашал к себе. Придется, кажется. Будет, кажется, та самая Рахманинова. Сейчас я сижу в довольно гнусном маленьком кафе, ибо нахожусь недалеко от местожительства Марселя, у которого должен быть в 5 часов. А сейчас четыре. Не стоит идти домой. Вечер я у Бенуа. Не знаю, буду ли писать тебе завтра. Переезжаю, и масса дел.

Париж – Берлин

Четверг ночью

Я очень подружился с Gabriel Marcel. Он, оказывается, отлично знает мои вещи, читал по-немецки «К.Д.В.», знает фабулу других моих трех романов, страшные комплименты и все такое, хочет непременно, чтобы «К.Д.В.» вышел по-французски, ведет иностранный отдел у «Plon», говорит, что, когда я им предлагал мои вещи, они как раз переживали трудное время, боялись. Условились, что на днях буду у него обедать еще с другими людьми, между прочим, автором «Oeil de Dieu». Завтра я обедаю у Супервьеля с четой Paulhan, в «Grasset». Послезавтра я… – но что же я буду тебе все рассказывать, если ты считаешь, что я ничего не делаю. Отказ печатать «Подвиг» был для меня не неожиданным, увы, я знал и таил, что чтец у них паршивец Познер, да и, по-видимому, Оренбург близок к ним. Мне Roche, между прочим, рассказывал, что перевод шмелевского «Солнца мертвых» в «Plon» был совершенно заглушен критикой, благодаря советским влияниям. Интриги, интриги, как говорила Maman Rouge. Только что вернулся с очень приятного вечера у Бенуа, было там много художников, я там продал четыре билета. Бегаю весь день-деньской, высунув красный, как ветчина, язык, а мне говорят «растяпа». То, что они послали письмо в Берлин, их вина, а не моя. Paulhan не имеет прямого отношения к «Галлимару», но обещал мне навести справки. Большего я требовать не мог. Решил я ехать в Брюссель, о Страсбурге не имел известий. Меня, по правде сказать, не тянет туда ехать. Еще раз все это устраивать, (если?) выйдут книги только в январе, и потом, это слишком утомительно. Здорово все-таки устал, и хочется писать. Даманская уже здесь, поздравь меня, вот на кого не буду тратить время. Мое бедное истерзанное время.

Париж – Берлин

Я уже в таких отношениях с Поланом, что могу в любую минуту дать ему рассказ, но для этого нужно иметь этот рассказ, то есть перевод его. Окромя «Nouvelle Revue Française», у меня есть свободный доступ и в «Candide», и «Nouvelles Littéraires», не говоря о других газетах. Тут все друг с другом так или иначе связаны, но, повторяю, нужно иметь переводы. Denis Roche мне в принципе обещал переводить, но сейчас слишком занят службой. Мадам Эргаз была все это время больна. Я буду у нее в понедельник и ей предложу перевести «Музыку». Я сам начал переводить «Terra». Наконец, я написал Львовской. Завтра я у Левинсона и там тоже кое-что налажу. Большего сделать, чем делаю, не могу. Я начал писать рассказ, но совершенно не знаю, кончу ли его к 15-му. Вчера я обедал с Поланами. Она – этакая простовато-социалистического типа женщина, малосимпатичная, невероятно одетая, в коротком и, по-моему, вязаном платье, а с ним я говорил много, о литературе. Хочет прочесть «Подвиг», но как он будет читать по-русски, неизвестно. Пробую узнать, кому «Подвиг» переслать от «Галлимара». Супервьель по-прежнему очарователен, называем друг друга «шерами». В понедельник же я завтракаю с Коуэном и на днях встречусь с Брэдли. На днях же встречаюсь у Раушей с Евреиновым, а останусь в Париже во всяком случае до 23-24-го, так как вечер в Антверпене и Брюсселе 26-го и 27-го. Ника справедливо думает, что сейчас преждевременно рекламировать в Страсбурге книгу, которая выйдет только в январе, так что вечер там отпадает пока. Я думаю, что мы должны переехать сюда. А для сего пойди в посольство, закажи визу, поговори с Вильгельмом или Piquet. Тебе дали они свои рекомендации для полученья здесь permis до первого. Я же буду говорить о том же с Маклаковым, хотя, кстати сказать, есть службы у русских, например, или армян, где можно долго обходиться без permis. Я бы и жилище присмотрел, и так далее. Мне, повторяю, не хочется, чтобы ты служила, и этому плану уделяю меньше внимания. Впрочем, опять же, настаивать на твоем приезде не намерен. В конце концов, это все трудно решить, и тогда пусть будет, как ты предлагаешь. Вернусь в Берлин 28-го или 29-го, перепишем «Отчаяние» и в январе переедем сюда. Я переехал к Раушам, где мне до ужаса неудобно. Сплю в гостиной, вещи разбрелись по всей квартире, в ванной негде повесить полотенце, и так далее. Но они так бесконечно милы, что ничего.

Вчера завтракал у Томпсонов, а потом повидал Августа Исааковича и царя Бориса. Сегодня завтракал у Кянджунцевых, которые купили у меня билетов на 250 франков. На эти деньги, конечно, не живу. Есть еще от Фонда, и завтра мне даст Вишняк из «Современных записок». Я очень мало трачу. Все удивлены. Буду выступать с «Музыкой». Сейчас иду проводить Наташу. Вечером буду писать, если найду уголок. Нигде я денег не занимал, все это литературные деньги. Тут шумно, трудно писать. Я просто удивляюсь тому множеству вещей и связей, которые я один сделал и наладил.

Продолжаю вчерашнее письмо. Коуэн, побывавший, кстати, у Горького и Бунина, хочет увезти в Америку для издательств, с которыми он связан, «Лужина», «К.Д.В.», «Подвиг». «Камеру» он не знает. Я хотел бы, чтобы он ее взял, именно ее, но я не знаю, есть ли у нас полный экземпляр, который можно было бы ему прислать. Помни, что и Эргаз нужно будет непременно прислать окончание, то есть минус напечатанное уже в «Современных записках», этой самой «Камеры». Кроме того, он уже достал и увезет «Чорба», то есть (ему надо прислать) все рассказы, кроме «Чорба». Он производит очень дельное и приятное впечатление. Уже кое-какие книги устроил Осоргина. С ним ведет переговоры и Алданов. Маленький, тихий человек, пожилой, с подстриженными усами, в теннисной рубашке. У него в номере я познакомился с Макс Истманом. Это очень известный американский поэт и переводчик. Помнишь, Бунин просил его разыскать? И с русской, très soviète, женой Истмана, а сам он полукоммунист, троцкист, огромный, загорелый мужчина с чудесными, совершенно белыми волосами, похож на какаду. Затем мы с Коуэном пошли в ресторан завтракать, и он снял меня, как я уже писал, и условились встретиться опять. Важное: позвони в «Слово», чтобы ему послали «Лужина» и «К.Д.В.», может быть, и немецкого «К.Д.В.», по адресу «Daily Times». Это не следует откладывать, ибо к концу месяца он собирается уезжать. От него я поехал к Эргаз. Она производит очаровательное впечатление, и оказывается вот что: она настолько обеспечена, что совершенно не нуждается в гонорарах, и, если я верно понял ее, она мне даст свои 45 процентов и вообще готова для меня даром переводить мои рассказы, но сейчас, из-за «Камеры», она делать этого не может, хотя готова исправлять перевод другого лица, и предлагает мне, очень рекомендуя его, Евгения Шаха (старый знакомый), которому я буду давать 40–50 процентов. Это относится, конечно, только к этим двум рассказам, которые я ей дал («Обида» и «Совершенство», а не «Музыка», как я, кажется, обмолвился). Ибо потом я сам буду делать черновой набросок, а она остальное или полностью – когда кончит «Камеру». Это очень любезная дама с огромными связями через богатого юриста-коммерсанта мужа. Она предлагает мне, что пойдет прямо к министру для твоего permis, получение оного почти обеспечено. У нее очень изящная мебель, и, представь себе, она знакома с Леной, но говорит, что не сошлась с ней во взглядах. Что-то между ними случилось неприятное. На днях, вероятно в среду, я у нее обедаю с Gabriel Marcel и другими людьми. Как видишь, с той стороны полная удача, и приятно, между прочим, что она предложила теперь же выплатить мне 1000 франков. Кажется, я уже писал об этом. Пришли мне список лиц, которым нужно послать «Подвиг». Сделай это не откладывая. Знаешь, какая трогательная маленькая вещь. Рядом со мной сейчас лежит аккуратно завернутое твое коричневое платьице с цветным шарфиком. Ты его, растяпушка, забыла в Колбсхайме, и я его сейчас взял у Наташи, у которой завтракал. Сказал послать – скоро ты получишь. Сегодня вечером у меня свобода. Я бы писал, но, к сожалению, приехал сын Коки, буду спать с ним в одной комнате. Это все ужасно. Так что у них шумно, и задумываю пойти ненадолго с кем-нибудь. Сейчас буду звонить Томпсонам, у которых в пятницу обедаю. Завтра буду у Коварского (нужно послать кое-кому «Подвиг») и увижусь с Сергеем. Евреинова увижу в субботу. Знаешь, я от всего этого здорово устал. Тут играют в биллиард, шумно, выпил шоколаду.