Р Гэдни - Говорит Альберт Эйнштейн

— Наслышан. А слабый пол — к доктору Эйнштейну. Так или иначе, свободный мир в неоплатном долгу перед ним. Он один из величайших людей, что когда-либо жили.

Раздается звонок.

Секретарь, подняв трубку, цепенеет.

— Сэр? — говорит она. — Это вас.

Фрау Дюкас, большая любительница подслушивать, ненадолго задерживается за дверью.

— Кто? — слышит она; это Бофорт обращается к секретарю.

— Президент, сэр, — отвечает секретарь. — Он спрашивает, как прошла встреча.

До конца 1954 года Альберт и пальцем не пошевелит, чтобы поправить свое здоровье.

По крайней мере, так считает франтоватый доктор Янош Плеш, который подвергает своего пациента всестороннему обследованию.

Когда Плеш спрашивает, беспокоят ли Альберта боли в области сердца, он, конечно, все отрицает.

Доктору ничего не остается, как уложить раздетого до кальсон пациента на кушетку, потом Альберт приподнимается, а Плеш слушает его дыхание.

— В груди побаливает, — признается Альберт. — Почему мне так больно?

— Потому что вокруг вашего сердца набухает мешок, наполненный жидкостью. Это перикардит.

— Правда?

— Можете не сомневаться.

— Мне надо ехать в больницу?

— Необязательно. Но вам нужен покой. Откажитесь от соли и принимайте мочегонное. Хорошо бы еще не курить.

— Не курить?

— Оставляю это на ваше усмотрение.

— Я не могу бросить курить.

— Смотрите сами. Но, пожалуйста, несколько дней просто отдохните дома. Без посетителей. Без работы.

— Еще у меня печень болит, — говорит Альберт.

— О печени можете не беспокоиться — уверяет его Плеш. — Но за сердцем надо понаблюдать.

Передав указания доктора фрау Дюкас, Альберт и сам старается их выполнять. Вместе с тем он настаивает, чтобы ему не мешали отвечать на звонки Мими и Изабеллы, нежно желающих ему скорейшего выздоровления.

Мими никак не может избавиться от мысли, что Альберт подорвал здоровье именно из-за того случая на озере Карнеги.

— Простите, — говорит она. — Это случилось по моей вине.

— Уж сто лет прошло, — подбадривает ее Альберт. — Никто не виноват. А вы тем более.

— Я так перепугалась. Это какая-то нелепая случайность.

— Страх смерти — самый необоснованный из страхов, — говорит Альберт, — потому что, когда ты мертв, ничего плохого с тобой уже не случится. Кстати, Мими, как продвигается ваш проект, от меня еще что-нибудь требуется?

— Просто замечательно, — говорит Мими. — Если вы не возражаете, я бы хотела узнать, сможет ли доктор Оппенгеймер уделить мне несколько минут?

Альберт соглашается посодействовать.

Наконец Мими дозванивается в приемную Оппенгеймера в институте. Но секретарь уверяет, что у того все дни расписаны по минутам.

Прервать подготовку своего проекта Мими вынуждают новости, пришедшие из дома.

В последнее время несчастный Уитни Бофорт сильно недомогает, поэтому врачи переводят его в госпиталь.

На все каникулы Мими с Изабеллой уезжают к отцу в Бофорт-Парк.

Иногда Мими созванивается с Альбертом и играет ему на скрипке. Соната Моцарта для скрипки ми минор, К. 304. Это становится своего рода ритуалом. А Изабелла перенимает у нее эстафету.

Курт Гёдель тоже поддерживает с ними связь. По его рассказам, Альберт, конечно, очень переживает, что сестры не могут приходить к нему в гости, как раньше, но главным образом его интересует их дальнейшая судьба.

— Он просит присмотреть за вами, в случае чего, — говорит Гёдель. — Он считает вас прекрасными музыкантами. И я с ним соглашусь. Поэтому мой вам совет: постигайте теорию и применяйте ее на практике, пока не придете к совершенству. Как это делает доктор Эйнштейн.

С наступлением осени сестры Бофорт регулярно заглядывают к Альберту на Мерсер-стрит, не пренебрегая сложившейся традицией даже на протяжении холодной принстонской зимы.

Их музыка услаждает его слух.

Мими заводит новую тетрадь для полюбившихся цитат и переписывает туда строки Уильяма Карлоса Уильямса: «Остается лишь одно, во что можно верить: в кого-нибудь, кто кажется красивым».

И:

Альберту

дым костра тополиный уголек

костер сжигает листья

искрами — всплеск багряного дуба

тюльпановое дерево хромовая желтизна

оттенки дуба и гикори

от махогона ясеня зарделись грибы

позолота черного гикори

Мими Бофорт

1954

В пятницу, 17 декабря, в обычный пасмурный день, Мими, Изабелла и Эйнштейн на Мерсер-стрит слушают радиотрансляцию того, как в Вашингтоне президент Эйзенхауэр участвует в церемонии зажжения рождественской елки, знаменуя начало праздничных мероприятий, которые продлятся в течение месяца. Главная елка стоит в окружении 56 подсвеченных деревьев меньшего размера, которые символизируют каждый из пятидесяти штатов, пять территорий Соединенных Штатов и округ Колумбия.

Президент говорит:

— Даже в это счастливое время года мы не имеем права забывать о преступлениях против правосудия, об отказе в милосердии, об оскорблении человеческого достоинства… Мы не смеем забывать и о наших благоденствиях.

— Вы думаете, что все это пойдет Америке на пользу? — спрашивает Мими Альберта.

— По крайней мере, не навредит, — говорит он.

— Что вам подарить на Рождество? — спрашивает Изабелла.

— Карманное радио, я видел в газетах. Транзисторный радиоприемник «Ридженси Ти-Ар-один».

В канун Рождества Мими и Изабелла дарят ему радиоприемник Regency TR-1 .

Альберт в свою очередь вручает им по экземпляру своей новой, еще не поступившей в продажу книги «Идеи и мнения».

В каждом он оставил посвящение:

Ваша преданность идеалам и музыка освещали мой путь, и время от времени придавали мне смелости бодро смотреть жизни в лицо. Вы само воплощение Доброты, Красоты и Истины. Без чувства родства с подобно мыслящими людьми, без общения с окружающим миром и вечных исканий и недостижимости на поле искусства и науки жизнь казалась бы мне пустой.

Глядя на Вас, я вспоминаю красоту «Венеры» Боттичелли, выходящей из воды в створке раковины. Как и Венера, Вы прекрасны, потому что не знаете о своей красоте.

В новом, 1955 году доктор Оппенгеймер наконец находит время для Мими.

Радушно встретив, он провожает ее в свой кабинет в институте. За дверью стоит вешалка для головных уборов, на которой висит его широкополая шляпа. При виде шляпы глаза Мими озаряются восторгом.

— Я носил ее еще в Лос-Аламосе, — объясняет Оппенгеймер.

Он высокий и тоненький до хрупкости, на его строгом лице выделяются длинный нос и яркие голубые глаза, одновременно хмурые и проникновенные.

Сидя за своим столом на фоне меловой доски, исписанной лабиринтом уравнений, Оппенгеймер курит сигарету за сигаретой и грызет ногти.