Надя Папудогло - #тыжемать. Белка в колесе

Тихо горжусь отвагой и энергией малыша. На площадке он идет танком, все пробует, всем интересуется, пыхтя и падая, залезает на горку. «Смотри, – говорю я его отцу. – Какой у нас малыш, ничего не боится!» «Да, – отвечает муж. – Вылитая мама: слабоумие и отвага».

Вот ребенок подбирает валяющийся на полу мобильный телефон, прикладывает к уху и с моими тягучими интонациями говорит: «Айо-о-о?» Хитро смотрит на меня. Он еще не умеет говорить и пользоваться столовыми приборами, но уже точно знает, что болтать по телефону – важный и ответственный навык. Ведь мамочка постоянно тарахтит в эту трубку.

Откладывает телефон, натягивает на нос мои очки. «Бе-бе-бе!» – возмущенно оттопырил нижнюю губу. Это я читаю очередное письмо с вопросом: «Когда ты выйдешь из декрета?»

А вот ребенку подарили «рыбалку» – удочку с магнитиком на крючке. Помните, в нашем детстве тоже такие были? Малыш начинает удить рыбу. Сидит, сложив ножки по-турецки, на лице – терпение и труд, брови выжидательно изогнуты. Точно так его папа ловит «биг фиш» в озере на даче. Не всегда успешно, но очень терпеливо и с такими же изогнутыми бровями, которые подчеркивают важность его занятия.

Я пытаюсь вызвать Костю на обед, а он занят – собирает замок. Через плечо он гневно бросает мне: «Ахр-р-р! Не пуй, гого!» Догадаться, что он имеет в виду, очень легко. Папины интонации и решительно выдвинутая вперед губа не оставляют места для сомнения: «Надя, ты можешь дать мне пару минут покоя?!»

Ребенок постоянно видит меня читающей. И он бросает игрушки, садится рядом, тянет из рук книгу. Получив желаемое, устраивается поудобнее и начинает важно листать очередное социоантропологическое исследование модного автора. Там нет ни картинок, ни больших букв, но он аккуратно перелистывает странички. Так мы с ним и сидим вдвоем. Каждый с книгой: один читает, другой листает.

Костя наблюдает за тем, как я прыгаю перед шкафом в разных платьях. Подползает, поднимает одно из отброшенных за ненадобностью, накидывает. Кряхтя, встает перед зеркалом. Смотрит на себя, сдергивает платье и говорит: «Не-е-е-е-е-е!» – с той самой интонацией, как я только что. Занавес. Я лежу на кровати, содрогаясь от смеха. Заползает, ложится рядом и тоже начинает смеяться.

За год я уже привыкла, что мой ребенок никуда не спешит. У него медленно растут зубы, он поздно начал садиться и вставать и т. п. Поэтому я удивилась, как легко и просто он обратился в человеческую речь.

Точно сказать, когда Костя начал болтать, я не могу. Знаю, что в 10 месяцев он мог уже часами что-то говорить на своем языке, причем большинство его фраз, будучи совершенно непонятными, несли несомненную смысловую нагрузку.

Он рассказывал истории, показывая пальцем на взлетающие и садящиеся в аэропорту самолеты. Приходя с длинных прогулок, он шел к папе и начинал длинный монолог, сопровождавшийся всевозможными жестами. Количество используемых звуков постоянно росло. Временами он тренировался выговаривать что-то конкретное. Например, осваивая сложную букву «Р», младенец сидел на полу и на разные лады рычал: «Кр-р-р-р. Р-р-р-р-р. Ар-р-р-р». И так целый день.

При незнакомых людях малыш говорить стеснялся. Около получаса он оценивал ситуацию и только после этого открывал рот. Французская женщина-педиатр высоко оценила Костины разговорные потуги. При ней, старой знакомой, он не стеснялся и выдавал одну тираду за другой, поднятым вверх указательным пальцем как бы подчеркивая важность сказанного. «Какой болтун!» – похвалила врач.

Вскоре в бесконечном потоке речи стали появляться более-менее понятные слова. Как такового первого слова у него не было. Он разом освоил мое имя – «Дядя» (буква «Н» не дается) или «Адя», папу решено было звать папой, при прощании он исправно говорил «пока», в телефонную трубку полагалось говорить «але-е-е-е», бабушку называл «Оля», тетю – «Катя», для всех взрослых и детей собирательно появилось «ты», транспортные средства превратились в «ту-ту» и «би-би», собака стала «ав-ав», качели – «качи-качи», не обошлось, разумеется, и без «дай-дай-дай».

Конечно, я гордилась достижениями младенца. До тех пор пока не почитала очередной форум о детском развитии. Тут я снова почувствовала себя полным ничтожеством. «Мой ребенок в год уже читал маленькие стихи, – писала одна дама, снисходительно добавляя: – Но, конечно, развитие речи – это так индивидуально».

Теория была утомительна, хотя я старательно продиралась через очередные массивы книг. Там присутствовали термины типа «стартовая речь», «лепетные слова», «простые слова», «обобщенные слова», и ко всему этому прикладывались строгие временные рамки. Изрядно вымотанная зубными нормами и вопросами об агукании, на сей раз я уже решила быть проще и забыть о нормативах.

При этом, стараясь быть ответственной матерью, я учила Костю словам. Методика, правда, была далека от прогрессивных. Я просто постоянно показывала и называла ему предметы. Говорила с ним обо всем, что происходит вокруг. Вскоре я убедилась, что и без моих усилий годовалый младенец все знает. Просишь его принести мяч – приносит. Свинку – без проблем, вот она. Паровоз? Сейчас найду. Он еще не называет, но уже отлично понимает. И я отстала от ребенка со своими развивающими методиками.

Были и внезапные слова, которые Костя просто повторял, воспроизводя понравившуюся комбинацию звуков. Например, едем во французском лифте. Люди всё набиваются и набиваются, каждый, разумеется, говорит «пардон». И вот наконец лифт поехал. Костя оглядел великосветское общество и внятно сказал: «Па-а-а-а-адон!» Это была минута абсолютного триумфа. Все восхищались безупречно воспитанным младенцем, спрашивали возраст, восхищались снова. Я не стала, конечно, рассказывать окружающим, что «пардон» носит абсолютно случайный характер. Просто почивала на лаврах.

Я привыкла, что малыш все время болтает. И привыкла постоянно вести с ним диалог. Когда я не могла понять, о чем он говорит, я отделывалась общими фразами: «Ты так полагаешь?», «Неужели?», «Ну и ну!» Судя по тому, что Костя активно поддерживал беседу, его это устраивало. Перелом в наших слегка абсурдных диалогах произошел в год и три. Я усадила Костю в стул, пристегнула, выдала печенье и пошла в ванную. Сделав пару шагов, я услышала строгое: «Ты куда?» Растерялась, повернулась, поискала глазами, кто спрашивает. Кроме меня и малыша, который вопросительно взирал из стула, в комнате никого не было. Смутившись, я пояснила: «В ванную. На минуту». Контакт со внеземной цивилизацией был установлен.

По мере взросления ребенка возникают и новые трудности. Однажды мы болтали на детской площадке со знакомой, и она вдруг спросила: «А Костя боится незнакомых людей?» Я задумалась. Нет, кажется, не боится; стесняется пару минут, и все. Собственно, чего же он боится? Кажется, пока почти ничего. Интересно, а обязательно ли малыши должны бояться? И откуда берется страх у тех, чей жизненный опыт еще совсем мал?