Анатолий Краснов-Левитин - В поисках Нового Града. Воспоминания.

«Вы извините, что я так к вам обратился». — «Ничего, ничего, — ответила, краснея, помещица, — мы ведь старые друзья».

Впоследствии Борис Михайлович, будучи у княгини, сказал, что он был у ее брата и видел его жену. В ответ — холодный взгляд, молчаливое запрещение говорить на эту тему.

Переживания мистические. Они тем более интересны, что Борис Михайлович был абсолютно здоровым человеком, лишенным какой бы то ни было экзальтации, типичным сангвиником. Во время войны, в 1942 году, голод. А надо кормить семью: жену и сына. Поехал в город Ставрополь, городок Самарской губернии, где у него сохранились старые связи. Решил взять место завхоза. Должность доходная. Да уж очень не подходящая для старого интеллигента: надо воровать, давать взятки и принимать их.

Засыпает. И видит во сне покойную мать. Она говорит: «Пойди к Егорову». — «Зачем? И куда?» «Он работает в горсовете. А обо всем я позабочусь». Пошел. Видит Егорова. Старого знакомого, которого давно потерял из виду. Тот к нему: «Слушайте! Вы мне всю ночь снились. Проснулся и подумал: вот человек, который мне нужен. Но где он, не знаю».

«А что такое?» — «Да нужен мне человек, который ведал бы помощью детям фронтовиков. Некого поставить, все воры… А я дам карточку первой категории. И продуктами, пайками обеспечу. Слушайте, давайте, принимайтесь, — по рукам». Ну, и по рукам. Стал Борис Михайлович инспектировать семьи фронтовиков. Но вот беда, надо обходить их с утра, а хлебный магазин работает только до одиннадцати. Очереди огромные. И остается мой Борис Михайлович без хлеба.

И вот как-то раз подходит он к магазину, увидела его какая-то женщина, которая стоит у дверей (общественный контроль), и кричит ему: «Гражданин, гражданин! Подойдите сюда». Подходит к ней Борис Михайлович. Она его вводит в магазин, говорит: «Этому гражданину хлеб выдать без очереди. Он работает и остается без хлеба».

Ошеломленный Борис Михайлович: «Откуда вы меня знаете?» — «Представьте, всю ночь вы мне снились. И какая-то старушка на вас указывает: „Устрой хлеб моему сыночку. А то он работает и остается без хлеба“. Вот точно такой, как вы».

В 1960 году Борис Михайлович был уже на пенсии, а до этого он работал инструктором по страхованию жизни. (О его лагерных делах я рассказывал во втором томе воспоминаний.) Несмотря на глубокую старость, не утратил ни своей веселости, ни общительности. Было у него много старинных друзей. Часто ходил на Волгу. Купался. Заплывал далеко. Увлекался рыбной ловлей. Каждый вторник заходил к нему старый приятель, и начинали готовить рыбу. Приготовят. Я гость. Выпьем все трое по маленькой. И едим чудесную волжскую рыбу (она еще тогда не перевелась, как теперь, окончательно): осетрину и севрюгу.

Едим, непринужденная мужская компания, выпиваем, смеемся. Бедный Борис Михайлович, он и не знал, какой удар готовила ему судьба на старости лет.

Борис Михайлович после войны овдовел. Остался у него единственный сын Владимир. Высокий, статный парень. С детства доставлял своему папаше много хлопот. Помню один рассказ старика:

«Пропал как-то мой Володька из дому. Иду, разыскиваю. Зашел за город, на берегу Волги. И вдруг откуда ни возьмись четверо парней разбойного вида: „Снимай пиджак“. А я говорю: „Нет, у меня сын пропал, малец 12 лет. Я его ищу“. И стали парни мне сочувствовать: „Ну, давай, батя, поможем тебе“. И стали искать мальчишку вместе с Борисом Михайловичем. И ведь нашли. Вся Русь здесь, разбойная, пьяная и добрая».

Отрок Володя между тем возрастал, но нельзя сказать, чтоб «укреплялся духом». Из него вышел шальной «стиляга», лодырь — полная противоположность отцу. В свое время он, как и отец, побывал в лагерях. В то время, о котором я рассказываю, Володя работал завхозом в больнице. Все свое время он, однако, проводил в донжуанских похождениях на местном «Бродвее», на набережной Волги. У него был товарищ, младший возрастом, тоже донжуан. Шутя, Володю называли «президентом Бродвея», а его товарища — «вице-президентом».

Кто мог думать, что из этого власти сделают целую историю.

В 1963 году Никита Хрущев решил вступить на путь пуританства. В этом отношении он шел по стопам своего предшественника. Как известно, при Сталине официальной доктриной была ханжеская фарисейская мораль. Вступив на стезю добродетели, Хрущев начал осуществлять «добродетель» в чисто сталинском духе; всюду начались процессы людей, виновных в «бытовом разложении». Тут были арестованы в Куйбышеве двое — сын Бориса Михайловича и его товарищ «вице-президент». В газете появилась статья, направленная против них. Правда, по советским законам нельзя судить за разврат. Но что невозможно для КГБ? Вызвали несколько девчонок, с которыми путались арестованные лоботрясы. Начался диалог:

«Они вас изнасиловали?»

«Нет».

«Значит, вы добровольно вступили с ними в связь. Тогда мы вас привлекаем за проституцию».

Настращали девчонок, и те подписали, что они были изнасилованы. Итак, наших молодцов привлекли за изнасилование. Далее — «Президент и вице-президент» — организация. Начался громкий процесс. Володе дали 13 лет лагерей, его товарищу — 10.

Этого старик не выдержал. Он плакал как ребенок. Он безумно любил своего единственного сына. И этого горя он не выдержал. Надломился. Он приезжал ко мне в гости осенью 1967 года.

В январе 1968 года я был у него в Куйбышеве. Видел его последний раз.

Летом у него обнаружилась страшная болезнь — рак прямой кишки. А в январе 1969 года его не стало. Он умер 84-х лет от роду, как истинный христианин, причастившись и простившись со всеми друзьями.

Таисия Николаевна Пирогова трогательно ухаживала за больным до последних мгновений. Я ей также обязан многими дружескими одолжениями.

Как хорошо, что сохранились еще на Руси хорошие, добрые люди.

Между тем прошли десять дней. В Петров день мы с Борисом Михайловичем были в Петропавловской церкви на престольном Празднике. Владыка служил всенощную и литургию. А 13 июля мы посетили вновь дом доктора Маслаковского. На этот раз был серьезный, деловой разговор.

Его начал Владыка. «Мы пережили большую историческую эпоху — церковный раскол и связанные с ними события. И ничего от этой эпохи не осталось. Умрем мы, несколько человек, которые помнят все эти события, — и никто уже не сможет ничего восстановить. Надо писать сейчас историю тех лет, историю церковной смуты.

Я знаю, мы во многом разойдемся в оценке тех или иных личностей и событий. Но пишите. Одно лишь условие: каждую главу посылайте мне через Бориса Михайловича. О деньгах не беспокойтесь: за каждую главу буду посылать вам деньги через Бориса Михайловича. А пока вот вам задаток». И Владыка дал мне 2 тысячи (2000) рублей. На этот раз мы простились.