Анатолий Краснов-Левитин - В поисках Нового Града. Воспоминания.

С тех пор прошло уже 20 лет. И вот теперь оказывается, что его племянник, уже взрослый, женатый человек, по его убеждению… сошел с ума. И только я могу ему помочь.

«Но чем же?» — с изумлением спрашиваю я. Оказывается, племянник стал верующим, и я должен его убедить лечиться. «Ты для него авторитет. Он о тебе слышал».

В тот же вечер я действительно познакомился с Львом Регельсоном. Все оказалось, разумеется, совершенно не так, как предполагал дядюшка Льва: все много сложнее.

Льва Регельсона отделяли от религии, от Церкви, от Христа еще более тяжелые глыбы, чем Евгения Барабанова. Сын еврея, воспитанный в еврейской семье, матери он почти не знал, — она была с давних пор в разводе с мужем. Так же, как и Барабанов, он был отпрыском коммунистической династии: коммунистами были и его дед, и бабка, и отец, и дядя — мой приятель. Убежденными коммунистами.

Лев Регельсон еще в ранней юности был искатель. Когда-то он состоял в «Университете молодого ленинца» — была такая полуофициальная организация студенческой молодежи. Тогда он увлекался Ницше, считал, что можно его как-то соединить с марксизмом. Затем увлекся Фрейдом и сделал в этом духе доклад в Университете марксизма, наделавший много шума среди молодежи. Затем увлечение Бердяевым, Достоевским. И — как результат всего этого — приходит к христианству.

Он к этому времени уже окончил физико-математический факультет, был по специальности астрономом. Работал в Московском планетарии. Став верующим христианином, он не делал из этого тайны от своих друзей и коллег. Те — люди с вывернутой наизнанку советской психикой — нашли нужным информировать об этом директора Планетария. И Лев был уволен из Планетария. Мало того, директор счел нужным известить об этом Льва Моисеевича — отца Левы, известного профессора-физика, работавшего в Московском университете.

И тот помчался к психиатрам, которые порекомендовали поместить Льва Регельсона в психиатрическую больницу.

Кстати, о советской психиатрической школе. О ней писали уже много, известно, что она собой представляет. Но мало кто обратил внимание на один аспект этой школы.

Так называемая школа Снежневского прежде всего свидетельствует о глубоком загнивании советского режима и советской коммунистической идеологии. Как известно, основой этой школы является «адаптация» того или иного человека с обществом.

Адаптируется — значит, нормальный. Не адаптируется — значит, ненормальный. Эталоном нормального человека объявляется мещанин, покорный «духу времени», думающий исключительно о своем благополучии. Характерен вопрос, который задал советский психиатр моему ученику, который, как и я, полемизировал с официальным идеологом Ильичевым: «Ильичев за это деньги получает, а ты зачем это пишешь?»

По этой теории сумасшедшими должны быть объявлены прежде всего сын еврейско-немецкого банкира некто Карл Маркс, сын немецкого миллионера Энгельс, сыновья симбирского действительного статского советника Александр и Владимир Ульяновы. О других — о декабристах, князьях и графах, о дочери министра Перовского, о яснополянском графе — я уж не говорю. Все ведь они не адаптировались со средой. Да еще как не адаптировались! Ничего нет удивительного в том, что подобные «знатоки человеческих душ» признали сына еврея-коммуниста, обратившегося к вере, ненормальным. К счастью, нашлись и другие психиатры, настоящие психиатры, которые признали Льва Львовича абсолютно нормальным человеком и успокоили в этом отношении отца. Затем начинается для Льва Регельсона тяжелый крестный путь. Путь церковного деятеля. Недавно вышла в свет и приобрела известность его книга «Трагедия русской церкви», изданная в Париже.

Я рассказал о двух религиозных деятелях, которые ни в коей мере не являются моими учениками. Я был лишь свидетелем их обращения к Христу и способствовал этому как мог.

Но вокруг меня была сплоченная группа моих непосредственных учеников и ближайших друзей, которые были со мной во все тяжелые моменты моей жизни.

Не так давно отец Сергий Желудков, который, вообще говоря, дает многим людям обо мне не очень хорошие отзывы, упрекнул меня в том, что из моих учеников ни из кого ничего не вышло. На это я уже отвечал, отвечаю и еще раз: гении не нуждаются в учителях, мои ученики были хорошие русские ребята, семинаристы, студенты, рабочие. Все они были и остались верующими христианами. Что с ними будет дальше, то знает Бог. Но они будут христианами, даже если и не объяснят в особых книжках, «почему и они христиане».

Что касается меня, то я могу, подобно Александру Ивановичу Введенскому, сказать перед смертью: «Я сделал что мог. Кто может сделать больше, пусть сделает».

Это было только самое начало религиозного движения молодежи. Движения, которое с тех пор стало мощным и широким, хотя далеко еще не достигло высшей точки своего расцвета.

То, что я способствовал как мог возникновению этого движения, я считаю контрапунктом своей деятельности.

Я рассказал о пятидесятых и шестидесятых годах. Трудное время, тяжелое время. Но и радостное, и светлое время.

Каждый день на глазах появлялись ростки нового. Было темно. Но вдали виднелся рассвет. Занимался день.

И светло, и радостно над нами Христос! Но кто такой Христос?

Один из моих друзей профессор-литературовед говорил: «Христос может быть только Богом. Если подойти к Нему как к человеку, то мало ли было светлых личностей».

Да, Христос есть Бог!

«Воистину Христос, Сын Бога Живого, пришедый в мир грешные спасти».

Истинный Бог наш.

Когда-то Митрополит Александр Введенский говорил: «Уже давно Никео-Цареградский символ веры установил, что Христос есть Бог. Но мы до сих пор не осознали, что Он истинный Бог наш».

И апостол Фома, осознав истину воскресения, сказал: «Господь мой и Бог мой».

Обычно, когда слышат эти слова, не обращают внимания на притяжательное местоимение. А между тем в нем-то все и дело. Раньше Бог был чем-то далеким и чуждым. Русская народная поговорка гласит: «До Бога высоко, до царя далеко». А теперь Он стал близким, родным, своим.

Это понял Фома, убедившись в истине воскресения, ибо воскресение Христово — не символ, не аллегория, а реальнейшая реальность. Но кто же все-таки Христос?

Апостол Павел говорит «о Христе, как о втором Адаме».

И опять возвращается мысль к тому, о чем мы говорили выше. Творение Божие не окончилось в течение шести дней. Адам есть первенец человечества — собирательный, первый человек. В него Бог вдунул душу, но это все же полуживотное существо, подчиненное страстям, не знающее ни стыда, ни того, что такое грех. Это эмбрион человечества. Он может развиться в совершенного человека, но может пойти и по другому пути.