Пол Престон - Франко. Биография

О своих самых ярких впечатлениях во время войны Франко сказал: «Запомнился один день в Касабоне. Это был, пожалуй, самый тяжелый день войны. Вот тогда мы поняли, что значит Легион. Марокканцы крепко нажали, нас разделяли всего двадцать шагов. С нашей стороны было полторы роты. Сто человек были убиты и ранены. Люди падали по нескольку сразу, почти все раненные в голову или в живот, но это не поколебало нас ни на миг. Даже истекая кровью, раненые кричали: «Да здравствует Легион!» Глядя на них, таких мужественных и таких отважных, я был взволнован до глубины души». В ответ на вопрос, испытывал ли он страх, он улыбнулся, словно вопрос озадачил его, и смущенно ответил: «Не знаю. Никто не знает, что такое смелость и страх. У солдата это складывается в чувство долга, патриотизма». Романтическая нотка прозвучала и в ответах о матери и невесте, которые ждут не дождутся его. Феррагут напрямую спросил его: «Вы влюблены, Франко?» На что тот любезно сказал: «Ну а вы как думаете? Я же и еду в Овьедо, чтобы жениться» 7.'

Двадцать первого марта 1923 года Франко приезжает в Овьедо, где в ореоле своих военных подвигов Становится лакомым объектом на различных торжествах. В начале июня местное общество не поскупилось на великолепный банкет, на котором Франко преподнесли золотой ключ — символ недавно присвоенного ему статуса камергера. Деньги на ключ собирали по подписке. Франко еще не получил требовавшегося в его новом положении разрешения короля на вступление в брак, но, учитывая, что это было простой формальностью, церемонию назначили на июнь. Однако пока Кармен и Франсиско ждали разрешение двора, их планы вновь претерпели изменения. Франко поехал в Эль-Ферроль, где провел с семьей большую часть мая. А в начале июня Абд эль-Керим развернул новое наступление на Тиси-Ассу, ключевой пункт в обороне Мелильи. Если бы Тиси-Асса пала, то тут же, как костяшки домино, за ней последовали бы и другие испанские оборонительные позиции. Пятого июня 1923 года новый командир Легиона подполковник Валенсуэла погиб во время успешной операции по снятию блокады 8.

На чрезвычайном заседании правительства, состоявшемся тремя днями позже, было принято решение, что наиболее подходящей кандидатурой на место Валенсуэлы является Франко. Военный министр генерал Айспуру телеграфировал ему о производстве в чин подполковника с отсчетом времени присвоения с 31 января 1922 года и о назначении его королевским указом командиром Легиона. Бракосочетание вновь было отложено. Утешением за временную потерю жениха для амбициозной Кармен могло служить его повышение по службе, знаки королевского августейшего внимания и возросший престиж Франко в ее родных местах. Хотя, когда у нее брали интервью в 1928 году, она говорила о своем беспокойстве по поводу отсутствия Франко и его главном недостатке — тяге к Африке 9.

Прежде чем покинуть Испанию, Франко побывал на банкетах, устроенных в его честь в клубе автомобилистов Овьедо и в мадридском отеле «Палас». Одна из главных астурийских газет посвятила целую первую полосу его назначению и его воинской доблести. Тут же были напечатаны восторженные отзывы генерала Антонио Лосады, военного губернатора Овьедо, маркиза де ла Вега де Ансо, и других представителей местной знати 10. Давая субботним вечером 9 июня интервью на банкете в клубе автомобилистов, Франко предстал перед общественностью идеальным молодым героем — напористым, храбрым и, сверх того, скромным. Он отказался говорить о своей особой смелости и объяснил, что наравне с другими подвержен нервозности на поле боя. Он перебивает журналиста, пытающегося пропеть ему панегирик, и говорит: «Я делал то, что делали все легионеры. Мы сражались с желанием победить, и мы побеждали». Осторожное напоминание обо всем, с чем он расстается, вызвало было у Франко легкий всплеск эмоций, но он быстро справился с ними. Когда журналист льстиво заметил: «Как же обрадуются бравые легионеры, узнав об этом назначении», Франко ответил: «Обрадуются? Почему? Я такой же офицер, как...» Но тут его перебил проходивший бывший легионер, который сказал: «Скажите: да, обрадуются. Конечно обрадуются». Словно находясь на страницах романтической повести, Франко скромно улыбнулся и ответил: «Не надо меня перехваливать. Но вы правы, эти парни очень хорошо ко мне относятся».

Заканчивалось интервью изложением Франко своих планов. И здесь он снова намекнул о приносимой им жертве. В егр ответе содержалась любопытная смесь энтузиазма взрослого человека и нарочитой высокопарности: «Планы? Их продиктуют обстоятельства. Повторяю, я простой солдат, выполняющий приказы. Я поеду в Марокко, посмотрю, как там идут дела. Поработаем с полной отдачей, а как только вырвусь в отпуск, поеду в Овьедо, чтобы... сделать то, что я считал уже свершившимся и чему препятствует служба, которая берет верх над чувствами, даже теми, что пустили глубокие корни в душе. Когда Родина зовет, может быть только один быстрый и четкий ответ: «Есть!»" Несомненно, это и другие интервью того периода показывают гораздо более привлекательного Франко, чем тот, каким он позже предстал на деле, и в значительной мере это объясняется все возраставшим и разлагающим влиянием лести и похвал. Военный министр и будущий президент Второй республики Нисето Алкала Самора считал ровесника Франко и его конкурента Мануэля Годеда более многообещающим офицером. Однако ему нравилась нарочитая скромность Франко, «потеря которой, когда он стал генералом, сильно повредила ему» 12.

Спустя неделю после посещения Мадрида Франко прибыл в Сеуту и вскоре оказался в гуще боевых действий. Вскоре Абд эль-Керим повел атаку на Тиси-Ассу и одновременно на Тифаруин, испанский укрепленный пункт на реке Керт к западу от Мелильи. Около девяти тысяч человек участвовало в осаде Тифаруина, и осада была снята лишь с помощью двух батальонов Легиона, которыми командовал Франко 13.

В руководстве армией накопилось столько недовольства предательскими действиями, как там считали, гражданских политиков в Марокко, что с начала 1923 года в двух группах высших генералов — в Мадриде и Барселоне, где верховодил Мигель Примо де Ривера, — начали поговаривать о военном перевороте 14. Двадцать третьего августа произошел инцидент, ускоривший развитие событий. В Малаге возникли беспорядки, в рядах призывников, готовившихся отправляться в Африку. В возникшей суматохе имели место нападения на офицеров и сержантов. Некоторые рекруты были просто пьяны, но среди бунтовавших были каталонские и баскские националисты, выступавшие под политическими лозунгами. Порядок был в конечном итоге восстановлен гражданской гвардией. При этом был убит сержант инженерно-саперных войск, и в убийстве обвинили капрала-галисийца Санчеса Барросо. Его немедленно отдали под суд и приговорили к смертной казни. После Анваля в народе еще более укрепилось неприятие войны в Марокко, к этому добавилось возмущение смертным приговором. Двадцать восьмого августа по просьбе кабинета министров король помиловал Санчеса Барросо. Офицерский корпус был возмущен очередным унижением, которому он подвергся в Малаге, отрицательным отношением общественности к миссии военных в Марокко и неуважением к офицерам, якобы нашедшим выражение в акте помилования 15.