Георгий Фролов - Юрий Двужильный

Степан Петрович Струментов капитан запаса. Тогда он был старшим лейтенантом, командовал ротой. Невысокого роста, с монгольскими чертами лица. Задумчивый, доброжелательный, спокойный. Пытаюсь представить себе, каким был он двадцать лет назад в те памятные дни июньского наступления — в каске, с пистолетом, вместе с ротой штурмующий высоту 113, служившую гитлеровцам опорным пунктом…

Вечером нас пригласили в районный Дом культуры на торжественное заседание, посвященное двадцатилетию освобождения Чаусского района от гитлеровских захватчиков. Был, как всегда в таких случаях, президиум, с докладом выступил секретарь райкома партии Василий Иванович Гнедько.

Все могло бы показаться обычным, но посмотрите в зал. Там сидят ветераны войны с боевыми наградами, вдовы и сироты павших героев и совсем еще юные солдаты из местной воинской части. Не совсем обычными были и цифры, которые приводил секретарь райкома в своем докладе. Вот они.

Во время гитлеровской оккупации в Чаусском районе были разграблены 151 колхоз, три МТС, все школы, больницы, полностью сожжены двадцать два села, без крова осталось 75 процентов населения района. Если до войны в районе было 9615 коров, 9825 лошадей, 3290 свиней, то после освобождения чудом осталось 110 лошадей и 122 коровы, а овцы и свиньи были полностью уничтожены. Общий ущерб, причиненный хозяйству района, равнялся одному миллиарду 20 миллионам 584 тысячам рублей в старых деньгах.

Я привел лишь несколько цифр, показывающих размеры народного бедствия. Вот еще две: после освобождения моей родной деревни на триста сорок семей, вернувшихся из леса, было две чудом уцелевшие лошади и ни одного дома…

Но с чем сравнить человеческие жертвы? За годы оккупации на территории Белоруссии гитлеровцы уничтожили 2 миллиона 220 тысяч мирных жителей и военнопленных, более 380 тысяч человек было угнано на каторжные работы в Германию, и сколько там их погибло…

Казалось, без счета и числа обрушились на мой народ беды, лишения и горе и ничто теперь уже не сможет поднять из руин эти города и села, что теперь десятки лет будет пустовать земля, превращенная фашистами в мертвую зону.

Так, очевидно, и было бы, если бы на помощь моему народу не пришли советские люди, вся наша страна. Из центральных и восточных районов привезли тысячи тракторов, комбайнов, сеялок и других сельскохозяйственных машин. Только в Чаусский район с востока было пригнано 2200 лошадей, 2372 коровы, 3712 овец. Семьям погибших и инвалидам войны было выдано 27 905 различных носильных вещей, 500 тонн зерна, многодетным и одиноким матерям было оказано пособие на 180 599 рублей. А ведь Это лишь только та помощь, которая шла, как говорится, в организованном порядке, через государственные учреждения.

При желании все это можно показать колонками цифр статистических отчетов. Но как передать при помощи этих же цифр то душевное тепло и человеческую доброту, с которой трудящиеся других союзных республик помогали жителям освобожденных районов Белоруссии, как говорится, в неорганизованном порядке? Каждый, кто чем мог — зерном для посева, саженцами для вырубленных садов, одеждой, обувью, продуктами питания или просто добрым словом, готовностью приехать на восстановление разрушенных городов и сел, фабрик и заводов.

Мне помнится первая посевная после освобождения. Лошадей, тракторов нет. А надо было сеять хлеб, сажать картофель. Чтобы вспахать поле, женщины по шесть — восемь человек впрягались в плуг и тащили его за собой. За плугом шел кто-либо из подростков или стариков. Зерно сеяли дедовским способом, вручную разбрасывали по вспаханному полю, а потом бороновали на себе. Почти весь картофель посадили под лопату, как в доисторические времена: выкапывали лунку, клали туда немного навозу, чуть-чуть присыпали землей и сажали туда маленькую, как желудь, картошку и все это засыпали сверху. И так дальше и дальше — все картофельное поле.

Почти все мужчины были на войне, в колхозе работали женщины, старики, дети. Работали от зари до зари, до изнеможения, потому что хотели скорее поправить дело и помочь фронту.

И в это время из Башкирии к нам в колхоз прислали три трактора. Колесные, Харьковского завода. А за рулем были девушки, крепкие, работящие. Они приехали к нам со своими тракторами из далекой Башкирии.

…Все это вспомнилось мне в районном Доме культуры, когда я слушал взволнованное выступление секретаря райкома партии, которое теперь меньше всего было похоже на обычный в таких случаях доклад, посвященный торжественной дате. Мне потом сказали, что секретарь райкома родился и вырос в этих местах и хорошо знает все, что здесь было во время войны и в первые послевоенные годы. Видимо, и ему в этот вечер многое подсказала память сердца, которая бережно хранит все, что пришлось пережить одному человеку и целому народу.

Утро следующего дня было теплым и солнечным. В синем бездонном небе ни одного облачка. Совпало оно и с выходным днем. Так что по пути в Хорошки мы то и дело обгоняли празднично одетых людей, и все они шли и ехали в том же направлении, что и мы. Кто-то из райкомовских работников, ехавших вместе с нами, пошутил по этому поводу: «Сегодня все дороги ведут в Хорошки».

Кладбище за деревней. Зеленые ветви берез, не шелохнувшись, свисают почти до самой земли. И среди этой скорбной зелени высоко взметнулся памятник на братской могиле. Очертания памятника только угадываются — он пока закрыт белым покрывалом.

Мы сошли с автобуса и идем к братской могиле. Люди расступаются, дают нам дорогу. Они уже знают, что приехали родные и близкие погибших.

Знал я, что человеческой скорби всегда претит праздное любопытство, и поэтому меня смущало, что так много собралось людей у братской могилы. Что их привело сюда? Неужели только желание посмотреть на приехавших издалека родных и близких погибших здесь воинов?

Я взглянул на лица людей, молча уступавших нам дорогу, и все тревоги рассеялись. Меня обрадовала их теплота, сердечность и та скромная, даже немного застенчивая приветливость, с которой мои земляки встречали приезжих гостей.

Разные бывают встречи — шумные, назойливые, нарочитые, от которых на целую версту несет стремлением провести очередное оргмероприятие, и вот такие светлые, простые и сердечные, удивительно созвучные общему настроению.

Меня могут упрекнуть в излишнем пристрастии, но так уж получилось, что в результате стечения обстоятельств такие встречи я пока имел возможность видеть лишь у нас в Белоруссии. Как и во многих других районах нашей страны, здесь война прокатилась дважды — туда и обратно.