Ндаба Мандела - Восхождение в горы. Уроки жизни от моего деда, Нельсона Манделы

– Дедушка, ничего, если я немного поживу у отца? – спросил я сразу с порога.

Он оторвался от книги, которую читал. Во взгляде его не было удивления. Он не спросил, почему я хочу уехать, и не стал уговаривать меня остаться, а просто сказал:

– Мне всегда не давало покоя то, что мы с твоим отцом так и не сблизились.

– Но, может быть, – ответил я, – для нас с ним еще не все потеряно.

Он кивнул:

– Что бы ты ни решил, Ндаба, знай: это твой дом.

– Я знаю, дед. Это ненадолго.

Я вышел из его кабинета, наконец-то получив свободу. Никто больше не будет дышать мне в затылок, говорить, что я что-то недостаточно хорошо делаю или что я должен постоянно убираться в своей комнате. В отцовском доме была горничная, и вообще мне там жилось привольно. Я мог делать только то, что захочу, и развлекаться, сколько угодно. «Бедный Квеку, – думал я. – Тетя Маки заставляет его работать, учиться и выполнять разные поручения, а мы с отцом тут отмокаем в бассейне». Отец возвращался с работы, включал джаз на магнитофоне, снимал штаны и футболку и надевал шорты или пижаму. У него была подруга – кажется, теперь это называется «интимная подруга», которая приходила время от времени и удовлетворяла его потребности. Она не была красавицей, но казалась безобидной, к тому же мне было все равно, чем они занимаются.

Три раза в неделю приходила женщина, которая готовила для нас. В остальное время мы заказывали еду на дом. У деда я ни разу не заказывал доставку – Старик не желал размениваться на подобное, предпочитая каждый день старую добрую кухню. Матушка Ксоли и матушка Глория были на высоте – как бы поздно он ни засиживался за работой и сколько бы человек ни собралось за столом к завтраку, обеду или ужину. В отцовском же доме были только я и он, иногда мои братья, пара друзей, которые устраивались у бассейна. Никто не читал лекций по политике и истории. Мы вообще почти не разговаривали.

– Чувак, я подсел на южноафриканское пиво, – говорил отец. – Светлое, прозрачное, без горчинки. Как хорошая женщина.

Он рассмеялся, а я подумал: «О да, тут дела пойдут на лад!»

Я не пил вместе с отцом, но он знал, что я тоже могу выпить. Однажды мы с Квеку отправились развлекаться и вернулись на заплетающихся ногах около 4.30 утра. Отец не спал, смотрел боксерский матч Майка Тайсона. Мы предприняли безуспешную попытку скрыть свою нетрезвость – отец сделал вид, что не заметил. Я смутно помню, как они с Квеку обсуждали матч, я уже почти засыпал. Потом далекий отцовский голос сказал: «Пора спать, дружище». Я, шатаясь, отправился к себе в комнату и отключился.

Отец с пониманием отнесся к нашим разногласиям с Мандлой.

– Я уже потерял всякую надежду – он совсем вышел из-под контроля. Твой брат слышит только себя. Я пытался повлиять на него, но ничего не вышло. Он никого не желает слушать.

Мандла решил жениться, а отец и Старик в один голос твердили ему одно и то же: «Не торопись, сначала закончи университет». Но Мандла был глух к их советам. В конце концов, он все же настоял на своем и женился, хотя из всех родственников на его свадьбу пришел только я. Потом все приставали ко мне с расспросами, как все прошло, а я рассказывал малоубедительную историю о том, что они куда-то уехали или вроде того. Когда я попытался обсудить эту тему с отцом, он сказал:

– Ты, главное, думай об учебе. Теперь у тебя есть шансы закончить раньше Мандлы.

Сначала меня утешала мысль о том, что он на моей стороне, но потом мне стало не по себе. Я чувствовал бы себя гораздо лучше, если бы у бассейна мы лежали все втроем.

Отец убеждал меня в необходимости хорошо учиться, но не стоял надо мной с палкой. Если я отправлялся тусить допоздна, он не ждал, что я встану ни свет ни заря, сделаю зарядку, застелю постель и приду в школу вовремя. Беспорядок в комнате был моим личным делом, так же как его делом был беспорядок в его комнате. Казалось, он был все таким же добрым и снисходительным, как в детстве, когда все мы жили у бабушки Эвелин в Восточно-Капской провинции, и я заходил к нему в магазин за шоколадками, чипсами и всякой всячиной. По вечерам мы с друзьями частенько зависали в бассейне и напивались до бесчувственности. Каждые выходные устраивали вечеринки. На учебу я почти забил, часто прогуливал уроки, что привело к совершенно плачевным оценкам. Когда опубликовали отчеты об успеваемости, я про себя порадовался, что Старик их не видит. Я ожидал, что отец воспримет это спокойно, но ошибся.

– Ндаба, тебе нужно взяться за ум, – предупредил он меня. – Я столько выслушал за годы собственной учебы – не хватало еще, чтобы Старик отчитывал меня за тебя.

Я знал, что он говорит всерьез, но знал и то, что он не станет чинить мне препоны, так что пока все было нормально. Тетя Маки была рада нашим с отцом попыткам наладить отношения. Она все время просила его рассказать мне о своем детстве, которое нельзя было назвать безмятежным. Мадиба с бабушкой Эвелин развелись, когда отцу было восемь, в основном потому, что бабушка с головой ушла в религию, став Свидетелем Иеговы, и не проявляла никакого участия в деятельности АНК. Она считала, что Бог, а не Мадиба, должен исправить все несовершенства этого мира, и не желала жить в непрекращающемся страхе. Ей претила сама мысль о постоянной необходимости жить в бегах и прятаться от властей. С самой начальной школы отец, его старший брат Темби и младшая сестра Маки были вынуждены взять себе фальшивые имена, зная, что никогда никому не смогут рассказать, кто они на самом деле.

Даже когда Мадиба женился на матушке Винни, полиция не оставила в покое Эвелин и продолжала угрожать ей, ведь она была его первой женой и матерью его старших детей. Мадиба был врагом общества номер один, и они во что бы то ни стало старались выманить его из укрытия. В конце концов бабушка Эвелин бежала вместе со своими детьми в Свазиленд, где они жили как беженцы до тех пор, пока Мадибу не нашли и не арестовали. Отцу было двенадцать, когда Мадибу посадили, а когда убили Темби – девятнадцать.

– Когда погиб Темби, – рассказывал отец, – я получил письмо от твоего дедушки. Он писал: «Ненавижу читать морали, Кгато, но твоего старшего брата больше нет, и теперь тебе придется взяться за ум!»

Я едва не рассмеялся, представив, как Старик с трудом удерживается от того, чтобы не прочитать проповедь, но, зная отца, пришел к неутешительному выводу: наши с ним проблемы были схожи с его собственными со Стариком. Совсем недавно я нашел письмо. Оно приведено в книге Мадибы «Разговоры с самим собой». На мой взгляд, оно совершенно потрясающее по многим причинам: тон, содержание и время – всего через пару недель после смерти дяди Темби, – а еще и предзнаменование. В то время шансы Мадибы на будущее за пределами острова Роббен были ничтожны, но он сам выражал надежду и оптимистичный взгляд на будущее и был твердо настроен сделать все, чтобы мой отец нашел себе в нем место.