Ндаба Мандела - Восхождение в горы. Уроки жизни от моего деда, Нельсона Манделы

– Я от твоего дедушки, – объяснил мне Майк. – Он велел мне забрать тебя.

А я такой: что, правда? Или вы разыгрываете меня? Неизвестно откуда приезжает незнакомец и говорит маленькому ребенку садиться к нему в тачку. Ну уж нет!

– Твой дедушка, – повторил Майк. – Ты ведь знаешь, кто твой дедушка?

Я подумал: «Дедушку-то я знаю, а вот тебя – нет, чувак». Родители еще не вернулись домой с работы, а деда я не видел с тех пор, как он вышел из тюрьмы три года назад. Я не собирался никуда ехать с первым встречным, но меня учили уважать старших, поэтому я сказал:

– Простите, сэр, но я не могу с вами поехать.

– Что? Ты что, серьезно? С ума сошел? – Майк открыл дверь и настойчиво повторил: – Давай, малец, садись!

Я стоял на тротуаре, пытаясь придать себе грозный вид. Тут он не выдержал и заорал:

– Хочешь, чтобы я потерял работу? Ты этого хочешь?

– Нет.

– Тогда садись в машину! Я не собираюсь торчать тут весь день!

– Нет.

Так мы препирались довольно долго, пока он не понял, что в машину я не сяду, а запихнуть меня туда против воли не выйдет. В конце концов он сел в машину, хлопнул дверью и укатил, подняв клубы желтой пыли на глазах у соседей.

Когда отец вернулся домой, я рассказал ему о случившемся. Он выслушал меня, нисколько не удивившись, а потом сказал:

– Если этот человек вернется, поезжай вместе с ним.

В голове у меня был миллион вопросов: Поезжать – куда? В прошлый раз, когда я видел деда, он был в тюрьме в сотнях миль от дома. Я знал, что он уже вышел, но где он теперь живет? Сколько я там пробуду? Вернусь ли обратно домой? Теперь он был президентом АНК, и я решил, что дом у него тоже должен быть красивым. Интересно, есть ли там бассейн? А видеомагнитофон? А приставка «Нинтендо»? Конечно же, там будет «Нинтендо», и я решил, что при наличии всех этих вещей согласен пожить у него какое-то время, даже если придется остаться на неделю или две.

Через несколько дней Майк снова приехал на своем большом черном «БМВ». Никаких прощаний – дома никого не было. Я схватил рюкзак и сел в машину. Я решил, что если останусь там ночевать, то мне нужны будут мои учебники, чистые носки и еще пара вещей. Когда мы уже выезжали из нашего квартала, мои друзья прервали свою игру и с восторженными криками стали показывать пальцами на машину, в которой мы ехали. В тот момент я чувствовал себя важной шишкой. Мой район был самой настоящей трущобой, а на подъезде к Хьютону пейзажи вокруг стали намного приятнее. Майк подъехал к большому белому дому, чьи ворота на электронном управлении раздвинулись, пропуская нас внутрь. Он припарковался рядом с гаражом, а я выбрался из машины и не знал, что делать дальше.

– Есть хочешь? – спросил Майк.

Я кивнул.

– Входи. – Он махнул в сторону двери и проводил меня на кухню, где суетились какие-то женщины. Одна из них замерла и оглядела меня с ног до головы.

– Это матушка Ксоли и матушка Глория. – Майк слегка подтолкнул меня вперед. – Это его внук, – сказал он женщинам.

– А имя у тебя есть? – спросила матушка Ксоли.

– Ндаба.

Она кивнула и усадила меня за стол, поставив передо мной тарелку с ужином. Не помню, что это была за еда, но чувствовал себя так, будто бы у меня самый главный праздник в жизни. Я привык питаться сравнительно скромно, в основном рисом с кетчупом, а тут передо мной была целая гора всего. На большой дедушкиной кухне было полно свежих фруктов и овощей, а на плите в кастрюле кипело что-то очень ароматное. Думаю, у каждого члена нашей семьи с этой кухней связаны сладкие и пряные воспоминания, многие из которых собраны в поваренной книге матушки Ксоли «Ukutya Kwasekhaya: Вкус кухни Нельсона Манделы» («ukutya kwasekhaya» значит «домашняя еда»).

Матушка Ксоли была настоящей африканской женщиной, крепко сложенной и добродушной. В ширину она была размером с бегемота, но это не мешало ей всегда пританцовывать, перемещаясь по кухне, чтобы помешать еду в кастрюле или нашинковать овощи на деревянной разделочной доске. Ее полное имя было Ксолисава Ндойия. Она выросла в Восточно-Капской провинции, а готовить научилась у мамы и бабушки и непревзойденно делала традиционные блюда, которые так любил мой дед. Где она только не работала – сначала в разных семьях, потом в еврейском доме престарелых – и теперь могла приготовить все, что угодно, от кошерных картофельных оладий до вкуснейшей рассыпчатой кукурузной каши – умпхококво.

– Вместе с рецептом умпхококво моя бабушка передала мне свои надежды и мечты, – сказала она, ставя передо мной тарелку. – Тата Мандела говорит, что каждый раз, когда я готовлю умпхококво, он вспоминает, как ее с любовью готовила его мама.

Думаю, любовь была главным секретным ингредиентом и в блюдах матушки Ксоли. Все, что она готовила для меня и моей семьи, – от самого маленького сандвича до рождественского ужина, – было наполнено любовью. У каждого ее блюда была своя история.

– Когда у меня появились дети, мама велела мне десять дней подряд есть исидуду, – рассказывала она, раскладывая по тарелкам ароматную кашу из тыквы, капусту карри и тушеную печень. – И с каждой ложкой я чувствовала, как в меня по капле вливаются сила и мудрость всех женщин моего рода.

Она была вечно занята, но всегда находила время, чтобы, проходя мимо, ободряюще сжать мое плечо или проникновенно заглянуть в глаза. И я знал, что могу ей довериться. Что бы ни случилось, она самоотверженно заботилась о Старике и считала своим священным долгом следить за тем, чтобы он был сыт и здоров, для того чтобы взвалить на свои плечи судьбу Южной Африки.

– Тата очень-очень занят, – повторяла она. – И ты не беспокой его, понял?

Я кивнул с набитым ртом.

– Ты ведь знаешь – он очень важный человек. Теперь он президент АНК и готовится к выборам. Вот увидишь, в следующем году он станет президентом Южной Африки, а это очень важный пост. К нему вечно приходят ненормальные люди, недовольные то тем, то этим, и лишние хлопоты с маленькими мальчиками ему не нужны.

– А почему они недовольны? – спросил я.

Она села за стол и принялась чистить горох и ссыпать его в миску.

– Кто-то недоволен тем, что с апартеидом покончено. Кто-то – тем, что с ним не покончили раньше. Кто-то думает, что мир можно изменить за одну ночь, а кто-то – что ничего не нужно менять. Они боятся и обвиняют во всем Мадибу.

– Вот зачем вам ворота.

– Да, – резко ответила она и сурово посмотрела на меня. Потом добавила, уже мягче: – Мой отец говорил: «Высокое дерево ветер гнет сильнее».

– А что это значит? – спросил я.

– Это значит, что ВЕЛИКИЕ ЛЮДИ ЧАЩЕ РАССТРАИВАЮТ ДРУГИХ ЛЮДЕЙ. ЕСЛИ НИКТО НА ТЕБЯ НЕ ЗЛИТСЯ, ТО В СВОЕЙ ЖИЗНИ ТЫ НЕ ПРОЯВИЛ НАСТОЯЩЕЙ ХРАБРОСТИ И НЕ СДЕЛАЛ НИЧЕГО ВАЖНОГО.