Иван Исаков - Командиры мужают в боях

вадцать второго июня 1941 года мы, выпускники Орджоникидзевского и Бакинского военных училищ, штурмовали склоны Эльбруса. С лейтенантскими кубиками в петлицах гимнастерок, вооруженные альпенштоками и ледорубами, в ботинках, подбитых шипами-триконями, мы походили на заправских альпинистов. Большинство из нас уже получили назначение в горнострелковые войска.

В разгар занятий вдруг поступил приказ вернуться в лагерь. Сводная рота под командованием старшего лейтенанта Болдарьяна быстро свернулась и направилась в Терскольское ущелье. Далеко окрест разносилось:

Подразделение встретил начальник лагерного сбора генерал Тарасов. Когда мы строевым шагом прошли мимо него, Тарасов наклонился к Болдарьяну и что-то сказал. Тот сразу же подал команду:

— Рота, стой! Напра-во!

Поблагодарив выпускников за хорошее исполнение песни, Болдарьян взволнованно сообщил:

— Товарищи командиры, фашистская Германия напала на нас…

Начался митинг. Генерал Тарасов был немногословен.

— Гитлеровская Германия, — сказал он, — вопреки пакту о ненападении вероломно вторглась в пределы Советского Союза, и наш долг — встать на защиту Родины.

Слушая генерала, я мысленно уже видел себя в Черновицах (ныне Черновцы) в 209-м отдельном горнострелковом полку, куда должен был направиться по окончании училища. И даже представлял, как во главе взвода пойду в атаку.

Занятый собственными мыслями, я не все слышал, что говорили выступавшие товарищи. Но общее настроение уловил: скорее на фронт. Никто из нас не сомневался, что враг будет разбит. И очень скоро.

По окончании митинга кто-то запел:

Запевалу дружно поддержали:

Мы были возбуждены. Все думы, все разговоры вертелись вокруг войны. Некоторые высказывали предположение: вряд ли нам доведется воевать. Пока доедем до фронта — все кончится.

На следующее утро мы пошли в Нальчик, чтобы оттуда по железной дороге отправиться в Майкопские военные лагеря, где стояло наше Орджоникидзевское училище. Погрузились в товарные вагоны. У открытого дверного проема вместе с нами уселся старший лейтенант Болдарьян. Он участвовал в финской войне, был ранен в руку. Мы смотрели на него с почтением. Болдарьян хорошо знал военное дело, был строгим, но справедливым командиром. Курсанты уважали его и в то же время побаивались.

Под монотонный перестук колес выпускники беседовали с Болдарьяном. Каждому хотелось услышать от него практический совет, какое-то напутствие.

В Майкопе нас держали недолго. Меня вместе с несколькими лейтенантами направили в район Киева. Сначала ехали в пассажирском поезде, затем — в товарном, а от Днепропетровска — в пустом санитарном эшелоне, спешившем к фронту.

Где бы ни останавливались, чувствовалось, что все сдвинулось с места. Повсюду военные, на них топорщилась новехонькая форма — мобилизованные. На станциях толпы провожающих.

Чем ближе к Киеву, тем яснее становилось, что фронт где-то совсем рядом. На станции Васильков догорал разбитый бомбами состав, на позициях стояли зенитные пулеметы, вагоны встречных поездов, видимо, с целью маскировки, были утыканы ветками. Через раскрытые двери прибывшего санитарного поезда мы увидели первых раненых красноармейцев и командиров.

Не успели в Киеве сойти на перрон, как противно завыла сирена — сигнал воздушной тревоги, но мы вышли на привокзальную площадь с таким видом, словно для нас это привычное дело.

Кто приказал, по чьей команде — не знаю, но мы разместились в Ботаническом саду. Тут же — тысячи беженцев.

Спустя двое суток нас перебросили в Бровары, в резерв Юго-Западного фронта. Бровары были забиты войсками. Здесь проверяли выходивших из окружения. Казалось, в такой толчее трудно чего-либо добиться. И тем не менее кто-то получал документы, распоряжался отправкой людей, командовал… Хаоса не было. Чувствовались порядок, организованность.

Не берусь сказать, сколько сотен или даже тысяч кадровых командиров, в основном командиров запаса, находилось в резерве, именовавшемся КУКС [1] КУКС — Курсы усовершенствования командного состава. Юго-Западного фронта. Меня сразу же направили в один из батальонов и назначили помощником начальника штаба. А на другой день комбат объявил, что уходит в Киевский укрепрайон и я отныне начальник штаба.

Так начался калейдоскоп назначений и перемещений. В течение первой половины июля я успел побывать и на других должностях — командира автороты, помощника начальника штаба КУКСа по караульной службе. Но вот, это было уже в августе, узнал: к нам прибыла комиссия, которая для чего-то отбирает командный состав.

Комиссия работала в блиндажах, в лесу. Ноги сами понесли меня туда. Возле одной из землянок выстроилась небольшая очередь. Я тоже встал.

Меня спросили, когда я окончил училище, как здоровье, на сколько прыгаю в высоту, и заключили: годен.

Политрук с петлицами летчика сообщил, что мы будем служить в воздушно-десантных войсках. Собрав вещи — они уместились в полевой сумке, — я поехал в свою новую часть.

14 августа 1941 года прибыл в 1-й отдельный парашютно-десантный батальон 6-й воздушно-десантной бригады 3-го воздушно-десантного корпуса, который после ожесточенных боев на ближних подступах к Киеву был выведен на отдых и пополнение. Батальон располагался в лесу, километрах в четырнадцати от украинской столицы. Представился комбату капитану Ивану Ивановичу Прошо. На вид ему было лет тридцать. Коренастый, сероглазый, с наголо бритой, как у Котовского, головой. Его тенорок звучал ровно, и ни в первый, ни в последующие дни я не слышал, чтобы он срывался на крик.

Командир батальона сказал, что у нас, десантников, должна быть очень гибкая тактика и высокая подвижность. Этому надо обучить всех своих бойцов.

Взглянув на мои петлицы, Прошо приказал:

— Получите на вещевом складе голубые петлицы и синюю пилотку.

Меня назначили помощником начальника штаба батальона. Начальником штаба был лейтенант Василий Гаврилович Андрианов.

3-й воздушно-десантный корпус состоял из трех бригад: 5-й командовал полковник А. И. Родимцев, удостоенный звания Героя Советского Союза за борьбу с фашизмом в Испании, нашей 6-й — сначала полковник В. Г. Желудев, а потом майор П. М. Шафаренко и 212-й — полковник И. И. Затевахин.