Анатолий Марченко - Мы здесь живем. Том 2

После смены в таких условиях не так-то быстро придешь в себя.

Платили же нам минимальную ставку — около 80 рублей в месяц.

Я за всю свою жизнь никогда не состоял в профсоюзе. И мне каждый раз на новом месте работы приходится объясняться по этому поводу. Вот и здесь меня тоже стали тащить в профсоюз, а я, как всегда, отказался. Обычно отказ от членства в этой так называемой рабочей организации вызывает удивление у окружающих: не сектант ли? Главный козырь и приманка здесь — оплата дней, пропущенных по болезни. Мне, как не состоящему в профсоюзе, оплачивают в таком случае лишь 25 % оклада, а члену профсоюза 90 и даже юо %. И поэтому, естественно, вызывает удивление поведение человека, отказывающегося от этого блага. Я же не вступаю в этот союз из принципиальных соображений: считаю его несамостоятельным придатком государственного аппарата, одним из рычагов, при помощи которых держат в повиновении рабочих.

В этом я убедился, пройдя через многие рабочие коллективы. Мне пришлось поработать и на комсомольских стройках 1950-х годов на строительстве крупнейших гидроэлектростанций и ГРЭС, в геологоразведке и на рудниках, на промышленных предприятиях. И везде профсоюз лишь помогает держать рабочих в повиновении и бесправии. Наши профсоюзы никогда не противятся увеличению нормы выработки или снижению расценок, никогда они не противятся и повышению цен на продовольствие, никогда не протестуют против уже вошедших в норму так называемых субботников и воскресников, неоплачиваемой работы. Вся промышленность если и справляется с планом, то только за счет авралов и сверхурочных, которые тоже не оплачиваются.

Этой же осенью у меня началась тяжба с райисполкомом. Вопрос касался моей сливной помойной ямы. Здесь, в Тарусе, как и вообще везде в нашей стране, туалеты и помойные ямы устраиваются прямо во дворах домов. А поскольку Таруса-городок расположен на холмах и в оврагах, то это бытовое удобство часто принимает немыслимые формы. Например, у нашего соседа Лазарева туалет стоял на границе с нашим участком и на самом склоне оврага. Обычно все содержимое сливной ямы стекало через край и текло по дну оврага. Особенно это было невыносимо весной. Зловоние распространялось на большое расстояние и к тому же привлекало мух и способствовало их размножению в невиданном количестве. В местной аптеке не было никаких средств борьбы с ними, и нам оставалось лишь уничтожать их в своем доме вручную.

Я же, еще когда только задумал покупать эту половину дома, решил сделать современный санузел. В полуподвале поставил ванну, раковину и унитаз. Сливную яму сделал бетонную и довольно большой кубатуры с расчетом, чтобы раз в год или два подгонять к ней ассенизаторную машину и вывозить. Я предварительно узнал, что городские власти не обслуживают частников этими машинами, но можно было за деньги договориться с шофером. Яму я построил в таком месте, чтобы удобно было подъехать машине, на склоне оврага. Ранней зимой, когда снега еще не успело навалить, но осеннюю распутицу уже сковывает мороз, по дну оврага легко въехать во двор и подъехать к яме. К первой же зиме наш санузел отлично работал. И будь я не под микроскопом у властей, не имей они определенных целей в отношении меня и моей семьи, то это мое устройство вызвало бы только одобрение. Но, после моих открытых писем В. Брандту и К. Вальдхайму в защиту А. Амальрика, за неимением серьезных поводов меня решили издергать по мелочам. И начали с ямы.

Первым заявился ко мне домой районный санинспектор. Он сказал, что в санэпидемстанцию поступило заявление о том, что я построил сливную яму в овраге на городской территории и тем самым заражаю овраг и прилегающее пространство. Он попросил показать ему санузел и саму яму. Я показал все, что он хотел увидеть. Инспектор остался доволен осмотром и только удивлялся заявителю. Я его не тянул за язык, он сам одобрил все, что я сделал. Мы с ним дружелюбно расстались, и он мне сказал на прощание, что произошло недоразумение. А я грешил на соседа Лазарева, считая, что это он по своей злобности наклепал. После визита санэпи-деминспектора я успокоился, но примерно через месяц мне доставили по почте предписание ликвидировать сливную яму. Я стал ловить инспектора, но он умышленно увертывался от встреч, отделываясь различными отговорками и сваливая все дело на горисполком. Пока я пытался выяснить вопрос с инспектором, мне принесли уже постановление райисполкома о том, что на меня передали дело в суд.

А так как я не ликвидировал яму, то ко мне скоро нагрянула специальная комиссия в составе представителей райисполкома, ККПиБ и санэпидемстанции. Но того инспектора в ней не оказалось. И только от этой комиссии я добился, чтобы мне показали, кем же все-таки подписано первоначальное постановление. К своему удивлению, я узнал, что тем первым инспектором. Комиссия настаивала на ликвидации ямы. Грозили судом и тем, что по решению суда яму ликвидирует райисполком за мой счет.

— Если не засыплете яму, то мы пришлем сюда бригаду «декабристов» и они это сделают в два счета и за ваш счет.

Так мне ответил главный (и он же единственный!) архитектор Тарусы. Долго у меня с этим архитектором велась тяжба и по другим вопросам. Поэтому я поневоле узнал его биографию: еще недавно, до закрытия тарусского карьера, он работал там мастером участка. С закрытием же карьера получил назначение на должность районного архитектора. Когда он работал по специальности — до карьера или после, я так и не узнал. Да, может, ни то, ни другое и не было его специальностью. Такова уж наша система, что партия «все может» и «нет людей незаменимых». Партия назначает своих людей на ответственные посты не столько в интересах дела, сколько как верных надсмотрщиков. Таруса — очень маленький городок, тут легко проследить карьеру местного руководства.

На моих глазах члены партии меняли должности так: начальник типографии стал завгаром, а потом главным инженером ККПиБ; секретарь-машинистка райкома партии стала начальником Горгаза (при наличии в горгазе двух специалистов, имеющих специальное образование!).

Главному архитектору и комиссии я показывал на доисторический сортир Лазарева и говорил:

— Вы что, предлагаете построить мне такой же сортир?

Но не получал ни согласия, ни отказа, а лишь заученное:

— Вы должны выполнить постановление и решение райисполкома.

— Чем вас не устраивает закрытая яма, построенная по всем санитарным правилам? Если она построена с нарушением этих правил, то укажите на них — я согласен их исправить.

— Исполняйте решение райисполкома.

Разговаривать было бесполезно, и я заявил, что ликвидировать нормальное сооружение взамен на лазаревский сортир не буду. Я согласен был ждать решения суда и исполнения его решения руками «декабристов».