Ю. Герасимов - Черкасов

Работая над образом Попова, Черкасов обращался к различным источникам, встречался с людьми, хорошо знавшими ученого, настойчиво допытывался, каким же он был.

— Да никаким… Самым что ни на есть обыкновенным человеком, — отвечал артисту один из старейших ленинградских ученых, профессор М.А. Шателен.

Казалось, что исполнителю не за что «зацепиться» в характере Попова. Ровный, спокойный, сдержанный человек, он не обладал страстным темпераментом и бросающейся в глаза индивидуальностью таких ученых, как И.П. Павлов или К.А. Тимирязев. Но чем ближе артист знакомился с личностью Попова, тем больше, как он сам говорил, «влюблялся» в этого скромного человека. Стремясь преодолеть несовершенство сценария, Черкасов сам придумывал некоторые сцены. Так родился эпизод, когда Попов впервые видит в иностранном журнале опубликованное за подписью Маркони описание радиоустановки. Горькие чувства овладевают ученым, он отбрасывает журнал, выходит на улицу и идет по окутанному туманной мглой Кронштадту…

— Я полюбил Попова и свою работу над воплощением его облика, — рассказывал Черкасов после окончания съемок. — Если во всех моих прошлых работах я встречался в театре и в кино с динамически развивающимися образами, с яркими самобытными характерами, позволяющими широко пользоваться пластическими и интонационными средствами, то в работе над Поповым я понял, что должен локализовать все мои возможности, чтобы строить образ на динамике мысли (и только мысли) великого ученого.

Почти одновременно с «Александром Поповым» Черкасов снялся в фильме режиссера Н. Лебедева «Счастливого плавания!» в роли воспитателя нахимовского училища капитана Левашева. Кое-кто из друзей советовал Черкасову отказаться от этой роли, поскольку в сценарии она была выписана несколько схематично и герой не обладал острой характерностью. Но Черкасов справедливо полагал, что его многолетнее общение и дружба с моряками Балтийского флота помогут в работе над образом Левашева — боевого морского офицера.

В фильме Левашев — строгий, подтянутый, сдержанный и немного загадочный. Это не, суетливая нянька, а настоящий воспитатель будущих командиров флота. Но за суровой внешностью скрывается огромная любовь к детям, родители которых погибли во время войны, и самое главное — удивительный педагогический такт.

Такой Левашев поразил воображение тысяч мальчишек. «Уважаемый товарищ Черкасов!.. Мне очень понравился Левашев в вашем исполнении. И хотя я не нахимовец (я учусь в суворовском училище) и не совершал героических дел, я непременно хочу стать таким же смелым, умным, симпатичным офицером, как офицер Левашев… Великое спасибо от нас, суворовцев. С горячим комсомольским приветом Юрий Дзалаев». После выхода на экраны фильма «Счастливого плавания!» Черкасов начал получать множество трогательных писем со всех концов Советского Союза. Некоторые ребята писали просто: «Ленинград. Нахимовское училище. Капитану III ранга Левашеву. Прошу принять меня в вашу роту…»

Еще шли съемки «Счастливого плавания!» и «Александра Попова», когда Черкасов получил приглашение от режиссера, с которым он уже работал прежде, — Г. Рошаля, сняться в его новой картине «Мусоргский» в роли Стасова. Личность замечательного деятеля русской культуры привлекала Черкасова своим могучим общественным темпераментом, яркой талантливостью. Соблазняла артиста и сама музыкальная стихия фильма. Трудно было выбрать на роль музыкального критика и идейного вдохновителя «Могучей кучки» кандидатуру лучшую, чем Черкасов, не мыслящий своей жизни без музыки, тонко ее понимающий.

На «Мусоргском» собрался прекрасный актерский коллектив. Главную роль исполнял товарищ Черкасова по театру А. Борисов. Вновь встретился Николай Константинович с Л. Орловой, игравшей певицу Платонову.

«Когда Николай Константинович входил в павильон, его сразу же как будто пришивали к роялю, — вспоминает автор сценария „Мусоргского“ А. Абрамова. — Он играл все — Шопена, Скрябина, Чайковского. На редкость музыкальный человек… Он жил в образе Стасова, находил для него все новые и новые краски. И мне все время хотелось увеличить его роль, дать ему еще и еще сцены, чтобы этот прекрасный актер играл как можно больше. Меня останавливали, говорили, что так же невозможно. И все-таки его сцена в суде всех побила…»

Физической и духовной мощью веяло от всего облика Стасова, когда он произносил свою знаменитую речь в суде:

— Чего мы хотим? Самобытного, русского реалистического искусства!.. Русский народ испокон века любит песню, широкую и мудрую, как сама природа нашей бескрайней земли! Негоже наследникам Глинки и Даргомыжского бить поклоны у чужих порогов! Мы ввели нашу правдивую русскую песню в светлую горницу искусства!.. Мы удесятерим свои силы, постигнув ее. Она уже звучит в наших операх и симфониях. Мы оснастим ее новыми крыльями. Лети вперед! Зови вперед! К тем неминуемым временам, когда в раздолье и счастье запоет наш народ! И услышат его во всех отдаленных уголках земли, и возрадуются!..

Ключом к роли Стасова артист избрал слова Горького, сказанные после смерти критика: «Вот человек, который делал все, что мог, и все, что мог, сделал…» Страстный трибун, горячий защитник русского национального искусства — таким был Стасов в исполнении Черкасова.

Уже во время съемок стало очевидно, что роль композитора Мусоргского — огромная творческая удача А. Борисова. Николая Константиновича, всегда очень чуткого и доброжелательного к успеху товарищей, по работе, это обстоятельство не только радовало, но и вдохновляло. Его радостное горение передавалось и другим участникам съемки.

«В съемочном коллективе Черкасов добровольно брал на себя ответственность за творческое состояние артистов, — рассказывает исполнитель роли Римского-Корсакова А. Попов. — А сохранить это состояние в процессе съемки очень трудно из-за постоянных перерывов. Черкасов использовал эти часы для репетиций, он пытался отыскать какие-либо новые детали к образу своего героя и делал это всегда интересно, невольно вовлекая в эти поиски и партнеров».

Если в кино в первое послевоенное десятилетие Черкасов снимался достаточно часта, то новых ролей в театре прибывало мало. Фильм связывал только на время съемок. В спектакле же надо было регулярно играть. Он это и делал: в «Великом государе», который по нагрузке стоил пяти ролей, в очень утомляющем его спектакле «Жизнь в цвету», в возобновленных «Борисе Годунове» и «Ревизоре». На большее в сутках просто не хватало времени.

За десять лет «Великий государь» прошел более 400 раз, его видели сотни тысяч людей. Игра Черкасова притягивала и потрясала зрителей Ленинграда, Москвы, Риги и оставляла впечатление на всю жизнь. Несмотря на дивную акустику зала в Театре имени Пушкина, роль требовала большого и длительного голосового напряжения. Она не только сильно утомляла Черкасова физически (недаром он говорил, что в течение спектакля актер тратит столько же энергии, сколько лесоруб за один день), но и пагубно сказалась на его дыхательной системе. В «Великом государе» у него не было замены, и, чтобы не срывать спектакля, он выходил на сцену, даже будучи больным, а несколько раз с высокой температурой. В этой роли он узнал состояние, когда нечем дышать.