Коллектив авторов - СМЕРШ и НКВД [Сборник]

Осенью сорок второго года были вновь реорганизации, и все три наши специальные оперативные группы были временно переподчинены республиканским партизанским штабам, но на процесс нашего обучения эти изменения не влияли, только менялась принадлежность к определенному ведомственному аппарату. Летом 1943 года мы закончили полный курс ускоренного обучения.

Какую подготовку проходили курсанты прибалтийских специальных групп НКВД?

Я понимаю, что всего вы говорить не будете, но если что-то сочтете возможным, расскажите. Что это была за подготовка: диверсионная, разведывательная, для работы в немецком тылу или только готовили «прифронтовых» контрразведчиков?

Отвечу очень коротко и схематично, без лишних деталей и уточнений, поскольку полномочий отвечать на подобные вопросы мне никто никогда не давал. Начнем…

Наш «прибалтийский» набор — 200 человек — был размещен в одной казарме. Периодически нас «фильтровали»: кого-то отчисляли по различным причинам, кого-то переводили на соседние «партизанские курсы» для последующей заброски в тыл врага, иногда присылали новичков из фронтовых частей, например коммунистов из 16-й Литовской стрелковой дивизии, но основной костяк оставался, это были люди, работавшие в органах НКВД с 1940 года, бывшие подпольщики, коммунисты и комсомольцы. Занимались мы по 12–14 часов в сутки. Нас готовили как «территориальные специальные группы НКВД для работы на освобожденных территориях» в своих республиках, для борьбы с немецкими шпионами и парашютистами, выявления секретных агентов, диверсантов, бывших карателей и полицаев, прочих пособников и изменников всех мастей и видов. И спецкурс нашей подготовки во многом отличался от обычного курса этой школы. Учитывался неизбежный «местный колорит» и будущая специфика работы. Начальство прекрасно представляло, с чем и с кем нам придется столкнуться в недалеком будущем на освобожденных советских землях. Многое пришлось узнать, увидеть и услышать впервые. Допустим, по предмету «Агентурная работа» нас учили правилам и тонкостям вербовки, по разделам: «агенты», «секретные осведомители», «сочувствующие» и так далее. Были предметы по тактике и технике ведения допроса агента, по психологии противника и многое другое. Был отдельный курс «Нахождение на территории противника», где мы изучали очень многие важные детали, но речь шла не о подготовке к длительному пребыванию в немецком тылу, не о легализации, а только о кратковременном пребывании на оккупированных территориях. Мы знали порядки в немецких частях, особенности уставного поведения немецких офицеров и солдат, все детали быта, формы, регалии и знаки, немецкое оружие и так далее. Эти лекции нам читали немцы-антифашисты, бывшие военнослужащие вермахта, перешедшие на нашу сторону. Узнали организационную структуру вермахта, гестапо, абвера, полицейского управления. Получили знания об особенностях подготовки немецких агентов. Но, например, не было курса лекций по работе с шифрами, основам криптографии.

Не учили радиоделу и другим способам и средствам связи.

Но материала и предметов для обучения и так хватало по горло. Даже объясняли, как пить, не пьянея. И еще много чего было, всяких и разных предметов и дисциплин.

Обо всем не стоит рассказывать. Готовили нас очень опытные, грамотные и толковые специалисты в своих «отраслях». Учебный процесс был очень насыщенный и требовал предельного напряжения физических и умственных сил. Тут надо принять во внимание наше слабое владение русским языком, а все занятия велись, естественно, на русском.

Но для службы в специальных группах НКГБ готовили не кабинетных «паркетных контрразведчиков», а оперативников-«волкодавов», способных в любую секунду вступить в бой и обезвредить любую разведгруппу противника или опытного агента-парашютиста.

Я понимаю, что и о деталях боевой подготовки вам много говорить не хочется. Но в общих чертах. Какую боевую подготовку проходил «спецоперативник» в Высшей школе НКВД? Знал ли он, например, диверсионное подрывное дело? Что умел, чем владел?

Повторяю, основной нажим в нашей учебе делался на агентурную и вербовочную работу, из нас не готовили «поточным методом» Николаев Кузнецовых, хотя, в принципе, с подобной работой в немецком тылу, в случае получения такого задания, справилось бы немало ребят из нашего набора. Теперь конкретно по боевой подготовке. Подрывному делу нас профессионально не обучали, мы умели обращаться с взрывчаткой и минами, но наши знания были поверхностными: взорвать мост или пустить под откос эшелон — нас на такие дела специально не тренировали, для этого существовали обычные курсы минеров-подрывников. Хотя снять простую мину или заминировать дорогу, или, скажем, лесную тропу — мы могли спокойно. Мы обучались рукопашному бою (обычные приемы боевого самбо), владению ножом, учились, как надо «бесшумно снять часового». Парашютной подготовки у нас не было, это был совсем не наш профиль. Стреляли из всех видов стрелкового оружия, даже из снайперских винтовок, но не было и в помине никаких «книжных штучек», таких как: стрельба из пистолетов с двух рук, или метание ножей, или изучение «секретных приемов» борьбы джиу-джитсу.

А вот организации засад, разведпоисков, маскировке, взятию «языков» и преодолению эшелонированной обороны противника нас обучили на «отлично».

Когда с осени 1943 года и до начала операции «Багратион» наши прибалтийские спецгруппы НКГБ использовали в интересах фронта как обычных войсковых разведчиков, то даже зубры армейской разведки удивлялись, как это у нас все гладко и толково получается.

А ведь мы, как правило, получали конкретные задания, «заказы». В качестве наглядного примера я вам приведу одну цифру. В этот период, который мы иногда называли «великое стояние под Оршей», отделение под моим командованием из 12 человек (все офицеры из «литовской» спецгруппы) взяло в плен 11 «языков»-офицеров, не потеряв в поисках в тылу врага ни одного человека. А ведь эти пленные офицеры почти все были «на заказ», сверху спускали «разнарядку», кто нужен, кого необходимо брать. И работали мы только «по офицерам», на задания ходили в немецкой форме и могли бы спокойно сойти за солдат вермахта, в случае если бы не было дотошной проверки.

Были какие-то особенности в дисциплине и поведении слушателей на курсе?

Дисциплина была железной, языки мы сильно «не распускали» и в откровенные разговоры или в обсуждение обстановки на фронте вступали только со своими верными товарищами.

Как кормили во время обучения?

Нормально кормили. Это же была Высшая школа со своими нормами и источниками снабжения, а не запасной полк где-нибудь в Чебаркуле, где «маршевики» с голоду «ноги протягивали». По праздникам выдавали 100 граммов наркомовских.