Федор Раззаков - Олег Табаков. Либеральный русский театр

Думается, режиссер в этом фильме подошел к глубинной мысли Гончарова: и сама природа, и сама материнская любовь должны вкладывать высшую идею в свои творения. Просто породить, просто предоставить свои просторы, просто раскрыть свои объятия мало. Так можно создать лишь красивую, добротную, здоровую материю, но не дух. Дух, нравственность создаются тогда, когда добрая мать не просто пестует, но вкладывает первые зачатки гражданственности в кудрявую головку здорового, сытого ребенка…

Афиша фильма «Ах, водевиль, водевиль…» (реж. Г. Юнгвальд-Хилькевич). 1980 год

В Обломове, как играет его Табаков, остались нетленными доброта и смутное осознание правды, нелюбовь к фальши, к казенщине, тоскливое недоумение, когда надо делать нечто несовместимое со здравым смыслом. В нем, в этом Обломове, остались народные черты — он близок к природе, он добр, он чист, — но все это никому не дарит радости. Можно сказать так: народные черты характера Обломова внешние, примитивные, как бы первородные, вне сознания, вне гражданской закалки… Истинная народность — в движении, в восстании против зла. Доброта же Обломова бесцельная, непроясненная и потому раздражающая…

"Негерой" Обломов, но "негерой" и Штольц — таков серьезный нравственный итог этого фильма… Когда-то казалось, что соединение Обломова и Штольца может дать полнокровного человека — доброго и делового, цельного и ласкового. Но нет, соединение двух одинаково "ненародных" этих характеров не даст народного типа. Вероятно, не механическая сумма "Обломов плюс Штольц" даст тип; тип, натуру народную создает движение революционной действительности, когда пассивная душевная честность Обломова претворится в действенную волю борьбы, когда холодная деловитость Штольца обернется разумным преображением мира.

Но "ненародность" Обломова, по замыслу авторов фильма, ближе к исправлению, нежели сухой прагматизм Штольца…

Фильм "Обломов" не экранизация классики, как это бывает нередко. Фильм "Обломов" — наш друг и помощник в нелегких размышлениях о том, как жить».

А вот как отреагировала на «Обломова» критик Е. Стишова: «"Обломов" — это был этап, конец главы. Раннее творчество под знаком свободы от идеологического консерватизма с вектором контркультуры отделилось от зрелого. "Несколько дней из жизни И. И. Обломова" — единственная картина, где Михалков дает повод говорить о своем воплощенном идеале. Залитые ослепительным, Фаворским светом коленопреклоненные фигуры матери и сына перед иконой, истово и сладостно возносящие молитву, упоенные молитвой до счастливых слез, до самозабвения, — вот он, момент истины, явленный в вечном образе Мадонны с младенцем, в чистом облике замечательно точно выбранной актрисы Евгении Глушенко! Кому как — на мой вкус, в этом режиссерском откровении нет интимности и целомудрия истинной веры. Избыток изобразительности, избыток витальности вносит невольный обертон самодовольства, самолюбования, режиссерского нарциссизма. Михалков, уходя от изживших себя идеологем, от идеологии как таковой, к идеологии же и пришел. И теперь с присущим ему каллиграфизмом и тщанием работал на другую идеологему, ничуть не новее отвергнутых. Поэтизировал обломовское лежание на диване как подвиг нонконформизма, как вызов бескрылой деловитости Штольцев, как бесспорную победу метафизической русской души… Не здесь ли сказалась впервые внутренняя противоречивость этого художника, не осознанная, возможно, им самим и скрытая от критики? Кантиленность, музыкальность его стиля, отсутствие синкоп, тоновых перепадов создавало иллюзию достигнутой гармонии. А на самом деле начинался этап, когда профессиональный баловень судьбы оказался неравен самому себе.

Параллельно "Обломову" в паузе между двумя сериями, Михалков, Адабашьян и Лебешев сняли "Пять вечеров" — самую мне близкую вещь Н. Михалкова. Не знаю, как случилось, но здесь его обычно сверхплотная стилевая ткань чуть разошлась в финале, впустив незапрограммированный спонтанный выброс душевности, человеческого тепла, надежности. Похоже, Н. Михалков станет прокламировать в своих интервью любовь как ценность христианской культуры. Тогда же это было интуитивно. Но "чем случайней, тем вернее…"

Однако сам факт создания двух этих фильмов был чем-то вроде последнего штриха к портрету мастера. Мэтра. Кончился Никита Михалков, начался Никита Сергеевич. Без пяти минут "неприкасаемый" труднодоступный для журналистов, но еще более желанный…»

Стоит отметить, что незадолго до этого на кинофестивале в Оксфорде (Великобритания) «Обломов» был удостоен премии «Золотой щит Оксфорда» за лучшую режиссуру В Советском Союзе никаких наград картина не завоюет, что вполне закономерно. Только здесь уже дело было в идеологии, ведь в своей картине Михалков с симпатией относился к Обломову, входя в противоречие с самим… Лениным, который «обломовщину» как раз заклеймил.

У Олега Табакова главная роль — отставной прапорщик Акакий Ушица.

Этот фильм родился на свет благодаря феноменальному успеху целого ряда музыкальных картин, которые вышли в свет в самом конце 70-х, причем как на широком экране, так и телевизионном. Например, на ТВ это были «31 июня» (1 января 1979 года) и «Д'Артаньян и три мушкетера» (25–27 декабря 1979 года), а на широком экране — «Женщина, которая поет» (5 марта 1979 года).

Вообще, время тогда было очень МУЗЫКАЛЬНОЕ — в моде был стиль «диско». На этой волне в декабре 1978 года в СССР приехала группа «Бони М», которая играла музыку в стиле регги, близкую к диско. Небывалым успехом в мире также пользовалась группы «АББА» и «Би Джиз» — короли дискостиля. Подпитываясь этими ритмами, на небосклоне советской эстрады зажигались свои диско-звезды: Юрий Антонов (летом 1979 года он записал свой самый знаменитый миньон с песней «Не забывай» («Мечта сбывается»), Александр Зацепин (автор музыки к телевизионному мюзиклу «31 июня»), Давид Тухманов и др. Короче, кинематограф никак не мог остаться в стороне от этого мейнстрима. Создав целый букет музыкальных картин, он не собирался останавливаться на достигнутом. Особенно это касалось главной киностудии страны «Мосфильма», где родились «31 июня» и «Женщина, которая поет» с Аллой Пугачевой в главной роли (лучший фильм 1979 года, собравший почти 55 миллионов зрителей), а чуть позже родятся «Душа» (1982), «Мы из джаза» (1983). А также фильм, о котором пойдет речь в этой главе — «Ах, водевиль, водевиль…» Все-таки умели в СССР снимать кино из разряда вечного.