Наталья Варлей - Канатоходка

И начинаются мучительные поиски выхода из безвыходной ситуации. Я не сумела ничем помочь когда-то Володе, но, может, мне удастся помочь своему крестнику?! Я ищу, где лечат этот страшный недуг. Узнаю, что есть что-то вроде православной коммуны, где врачуют молитвой и трудом, но это отпадает – во-первых, Митя слаб физически, во-вторых, не воцерковлён ещё, а без веры и собственного решения – этот путь невозможен.

А Митя вроде бы и не понимает, как глубоко увяз. Ещё хуже, что не хочет понимать этого сама Наташа. Она без конца твердит, что Митя здоров, что ему надо только «чуть-чуть подлечиться».

Я выхожу на какую-то американскую компанию «Детокс», которая болтается у нас в стране. В 90-е годы этих компаний-аферистов у нас ошивалось огромное количество во всех сферах (лекари, экстрасенсы, лжепроповедники). Они выжимали из попавших в беду, но верящих в чудо одураченных людей последние деньги… Компания «Детокс», естественно, обещает чудо, но за какую-то запредельную сумму.

Совершенно обезумевшая от горя и неадекватная Наташа требует, чтобы я, «как крёстная Мити», эти деньги нашла. И я ищу. Я хожу по всяким кабинетам. Я добираюсь до Госдумы. Очень надеюсь на Говорухина. Но он, как, впрочем, и все остальные, смотрит на меня с сочувствием и сожалением и разводит руками. Они ребята трезвые, всё правильно понимают. А я колочусь в поиске…

Наконец я нахожу хорошую наркологическую клинику, где обещают попытаться что-то сделать, и договариваюсь, чтобы Митю туда положили.

Осенним солнечным утром я везу Митю и Наташу в эту клинику. Наташа, от которой – увы! – несёт перегаром, ругает меня на чём свет стоит. Она говорит, что напрасно я ЭТО ЗАТЕЯЛА, что Митя здоров, что он обязательно продолжит работать, вернётся к жене, у них родится другой ребёнок, и они все вместе уедут в Америку. Там он будет на месте, потому что Митя профессиональный и очень талантливый дипломат…

Я молча слушаю этот бред и понимаю, что, не случись с Митей этой беды, всё вполне могло бы именно так и произойти в его жизни, что Наташа сейчас перечисляет то, что с ним не состоялось. При этом смотрит с ненавистью и злостью на меня, как будто это я виновата во всех бедах, как будто я ввергла Митю в его несчастья…

А Митя сидит на заднем сиденье такси, молча и безучастно, сжавшись в комок. И жалко его до слёз…

Когда на другой день, нажарив котлет, сварив бульон и морс, я поехала через всю Москву, чтобы навестить Митю в клинике, выяснилось, что его там уже нет, что он переведён в Боткинскую («В какое отделение – не можем сказать!..»). Я рванула в Боткинскую больницу, на противоположный конец Москвы, там с трудом выяснила, что Митя в инфекционном отделении. А в инфекционном мне сказали, что пустить туда меня не могут. Я разыскала врача, стала расспрашивать его, в чём дело, что с Митей. Но тот молчал как партизан, а потом ответил, что пустить меня к Мите не может, а врачебную тайну открыть имеет право только близким родственникам. «Я – крёстная!» – закричала я уже в отчаянии. И меня пустили. И всё рассказали…

Митя лежал в огромной палате один. В палате было очень холодно, и на нём был свитер, который я подарила ему на день рождения. Он очень обрадовался моему приходу. Начал есть котлеты, пить бульон из термоса…

И в этот момент в палату вошла медсестра: «Дмитрий! К вам пришёл молодой человек. Он стоит под окном». Митя изменился в лице и быстрым взглядом посмотрел на меня. Я подошла к окну. И всё поняла. Это был «гонец», которому Митя сообщил о своём местонахождении. Митя ждал «дозу». И я поняла, что все мои метания в желании помочь – нелепы. Ему уже ничем не поможешь…

Митина судьба закончилась трагически. Во-первых, в Боткинской в инфекционном отделении он оказался, потому что у него обнаружился СПИД. Во-вторых, он и не думал завязывать с наркотиками…

Он вышел из больницы. И вскоре умер. Наташа рассказывала всем, что его убили. Это, конечно, не так. Если и «убили», то только наркотики. Он просто вернулся в старую компанию. Изменить что-то в таких обстоятельствах можно только в том случае, если человек хочет этого сам. В Митиной жизни можно было бы что-то ещё исправить, если бы он сам этого хотел, если бы избавился от своего окружения, сменил место жительства, если бы и сама Наташа, в конце концов, покончила со своим образом жизни…

А она пила. И многие думали, что это связано со смертью Мити, любимого сына. Но это, к сожалению, началось намного раньше. А потому – причина и следствие меняются местами…

Может быть, с Митей и не случилось бы беды, если бы в доме была другая атмосфера. И становится понятно, почему Митя захотел тогда жить не с матерью, а с отцом, хоть и не родным…

Я была на Митиных похоронах. Видела Олега, его родного отца, от которого Наташа с грудным ребёнком ушла к Егорову. Олег оказался милым, славным, интеллигентным человеком, очень бережно относящимся к Наташе, очень горько переживающим Митин уход… Наташа и сама мне когда-то говорила, что самая большая её вина в жизни – то, что она бросила хорошего, доброго, любящего человека – Олега. Иногда она считала, что Господь её наказывает за это. Как знать…

Я помогала Наташе деньгами – и на похороны, и на поминки, и на памятник. Помогала и самой Наташе: она постоянно звонила и говорила всегда одну и ту же фразу: у неё нет денег даже на хлеб. Я относила ей деньги и продукты, понимая, как ей сейчас тяжело, тем более что вскоре после похорон Мити умер и её муж Гена. Обычно мы встречались с ней у храма Большого Вознесения. Я видела, что она опускается, но чем тут я могла помочь?! Наташа считала, что достойна хороших ролей, выступлений в концертах, выговаривала мне за то, что я «не продаю» её режиссёрам. Объяснять, что это не в моих силах, было бессмысленно…

А потом она стала присылать, чтобы взять у меня деньги и продукты, каких-то совершенно «деклассированных» субъектов. Вместо неё к храму Большого Вознесения стали приходить жуткие, вонючие мужики. И тогда я позвонила ей и сказала, что мне деньги достаются слишком тяжело, чтобы я на них кормила и, видимо, ещё и поила её случайную компанию. Что у меня есть дети и внук, старенькие и слабые родители, которые нуждаются в моей помощи, да и моё собственное здоровье меня всё чаще и чаще подводит…

В ответ на это она в ярости запустила по автоответчику несколько чудовищных монологов. Первым их прослушал мой сын Саша и, когда я пришла домой, посоветовал мне, не слушая, всё стереть. Но я взяла себя в руки и прослушала всю эту мерзость от начала до конца. Не буду пересказывать то, что Наташа наговорила, – зачем повторять мысли и слова, порождённые пьяной злобой. Меня потрясло другое: оказывается, пока я бегала, с искренним желанием помочь Мите, по кабинетам власти и клиникам, Наташа тихо меня ненавидела. За то, что я РАБОТАЮ, за то, что я в хорошей форме, за то, что сшитые для телевизионной программы костюмы Том Клайм (модный в ту пору дизайнер одежды, Анатолий Климин) после съёмок мне подарил, и ещё за многое, оказывается, она меня НЕНАВИДЕЛА.