Лев Тихомиров - Тени прошлого. Воспоминания

Современный феноменальный интерес к теоретикам консерватизма, будь то русские мыслители (скажем, Н. Я. Данилевский, К. Н. Леонтьев, И. А. Ильин или И. Л. Солоневич) или европейские (де Местр, Шатобриан. Карл Шмитт или Эрнст Юнгер), создает уникальную за последние два века ситуацию: в русском обществе появляется надежда на особую миссию традиционалистской мысли в деле возрождения национального бытия. Русское общество и — что самое удивительное — современная властная элита, взращенная демократическими восьмидесятыми и девяностыми годами, начинают использовать если не идеи консервативного патриотизма, то по крайней мере его язык.

В связи с этим умонастроением современного общества перед исследователями русского консерватизма стоит громадная задача создания новой истории русской мысли, перестановки приоритетов и определения истишюго значения разных мыслителей в общей исторической схеме развития отечественной философии.

В предисловии к последнему, и незавершенному, труду жизни Льва Александровича Тихомирова — его воспоминаниям — нам бы хотелось попытаться определить его место в истории русского самосознания. Дело это представляется чрезвычайно сложным, поскольку оценки трудов Л. А. Тихомирова при жизни не последовало, и любой исследователь его творчества принужден по необходимости руководствоваться лишь собственными интуицией и знаниями, практически не имея для облегчения своей задачи никаких авторитетных суждений прошлых лет.

Лев Александрович Тихомиров, как, впрочем, и дру́гие русские мыслители конца XIX — начала XX века, попал под революционный каток, вмявший всю интеллектуальну́ю почву в идеологический асфальт классового подхода и марксистских оценок. Его наследию суждено было оставаться вне исторической науки, не воспринимавшей труды Л. А. Тихомирова как объект исследования. Историческая наука, будучи сама сильнейшим образом изуродована революционными идеями, имела в своем багаже в основном либеральные и социальные ориентиры — у нее не было самостоятельных сил (как и спокойной академической обстановки) для определения значения и места русских консерваторов в истории отечественной мысли.

Со времен французской революции 1789 года политическая история человечества и политическая борьба, в сущности, идут вокруг идеи государства. Либеральное сознание стремится выхолостить идею государства — сузить, насколько возможно, сферу влияния этого наиболее крупного института человеческого общежития. Взамен выставляются различные контридеи, начиная от всевозможных коммун, конфедераций и федераций и кончая идеей абсолютно автономной, самоопределяющейся личности. Демократу в государстве видится — и не без веских доводов — институт, в основе своей не демократический, а авторитарный, который не терпит внутри себя ни сугубо автономных личностей, ни каких-либо закрытых от его влияния и контроля обществ.

В отношении к государству демократ выступает в роли политического сектанта — его убеждения зачастую столь же хаотичны и многообразны, как и у религиозных сектантов, перманентно делящихся в своих воззрениях на все новые и новые группы. Политическим сектантам так же не свойственно глубокое осознание неизбежности и необходимости института Государства, как и религиозным сектантам непонятна (и неприемлема) идея Вселенской Церкви.

Политические сектанты всегда искали и будут искать идеи, которые возможно поставить выше или взамен идеи патерналистского государства. Это видно из всей истории демократии последних веков, где идеи свободы, равенства и братства выдвигались в пику традиционному монархическому государству. В каждом новом поколении демократических идеологов идею общего дела (идею государства) пытались подменить то классовой борьбой и перманентной мировой революцией, то заменить государственные функции контроля, защиты и управления обществом экономическими рыночными отношениями, то устранить институт государственности, реализуя вариации анархизма. Чем активнее демократические принципы навязывались обществу (прежде всего через революции), тем более осязаемой становилась потребность в государственном воздействии на структурирование социальных отношений.

Представления о государственности напрямую связаны с метафизическими воззрениями — от того или иного восприятия идеи Бога непосредственно зависят и теоретические рассуждения о государстве и обществе. В сфере теологической Бог и Церковь занимают то же главенствующее место, что в политической области — Государь и Государство. Здесь нет приравнивания одного к другому, но есть понимание, что все положительное (иначе говоря — от Бога) в этом мире человек стремится утвердить по образу и подобию им понимаемого Божества. Так же как защита догмата о Церкви являлась краеугольным камнем в богословской полемике и религиозной борьбе последних ста лет, так и идея государственности, осаждаемая либеральными, социалистическими и анархистскими идеологами, была для Л. А. Тихомирова главным пунктом обороны.

Государство как институт упорно стремятся лишить связи с Церковью, а в более широком смысле вообще с метафизическими представлениями о Власти. Отделение Церкви от Государства ослабляет обе части былого союза. Церковь остается без земной защиты. Государство остается один на один с политическими партиями, тайными союзами и религиозными сектами, каждая из которых постоянно работает на подрыв государственных устоев, в том числе и основанных на нравственных понятиях. Поле деятельности этих государствоборцев — более или менее узкий мирок, партийный или сектантский.

Современная нам российская государственность находится в столь же критически-переходном состоянии, что и 90 —100 лет назад: государственный корабль крошится, разъедаемый различными антигосударственными политическими кислотами, нация пребывает в страхе перед будущим. Сравните с тем, что писал в начале XX столетия Л. А. Тихомиров: «Наши сограждане… совершенно растерялись. В ужасе они не знают, где искать спасения. Обычная жизнь человека в нормальное время со всех сторон окружена ясными рамками политических и социальных учреждений, охранена законом и властью. Теперь же все кругом рассыпается. Вся страна вообще и все ее жйТели в частности не знают, что с ними будет завтра, не знают, что будет сегодня: не ограбят ли? не сожгут ли? не застрелят ли или не взорвут ли?.. Вокруг него (обывателя. — М. С.) все перевернулось вверх дном, и жители, как слепые среди пропастей, не знают, куда ступить, где гибель, где торная дорога.