Алиса Коонен - Страницы жизни

К сожалению, эта сцена не вошла в спектакль.

Звуки тромбонов, подхватывавшие слова Леона, переносили действие в маленький закуток около кухни ресторана. Вбегает Эмма. Красный бархатный фрак, брюки с золотыми лампасами, цилиндр с кистью из ярких пестрых лент — весь этот маскарадный костюм резко контрастирует с ее измученными глазами и усталыми движениями рук. За ней быстро входит Леон. Он слегка пьян и возмущен тем, что она ушла из-за стола, скомпрометировав его перед друзьями.

— Почему ты ушла? — грубо кричит Леон:

—Я не хочу сидеть в обществе твоих пьяных приятелей и уличных девок. Зачем ты привел меня в этот вертеп?!

— Я не миллионер, дорогая, чтобы кутить в шикарных ресторанах, — прерывает ее Леон.

Эмма горько смеется.

— О, это я хорошо знаю. Ты экономишь каждое экю. Но, слава богу, ты не разоряешься на меня. Я за все плачу сама.

Здесь, в атмосфере пьяного угара, Эмма впервые видит подлинное лицо Леона, его скупость, мелочность заурядного мещанина.

В этой сцене сложные противоречия, в которых Эмма все больше и больше запутывается, доходят до своей кульминации. Ей становится страшно, Леон, делаясь все более откровенным, грубо говорит ей, что по ночам его пугают ее отчаяние, ее блуждающие зрачки, не скрывая упрека, говорит, что карьера его висит на волоске.

Эмма широко открывает глаза:

— Карьера?! Я отдаю тебе жизнь, а ты говоришь о карьере? Боже мой… Боже мой… Боже мой…

И когда Леон, спохватившись, пытается ее успокоить, она с внезапной усталостью обрывает его:

— Оставь меня! Уйди…

Эмма остается одна. Сердце ее сжалось от невыносимой щемящей тоски. Где взять силы покончить с унизительностью этого жалкого счастья. Все растоптано, все поругано. Уже нет веры ни во что светлое. И только одно чувство, что она неудержимо катится в какую-то грязную яму, из которой ей уже не выбраться. Подойдя к самой рампе и как бы делясь с публикой своими горькими мыслями, Эмма тихо говорит:

— Все лжет! Все!

Бьют башенные часы. Эмма подходит к маленькому окошку. Занимается утро.

— Если бы я могла улететь птичкой в далекие незапятнанные пространства и начать жить снова… — с тоской говорит Эмма, глядя куда-то вдаль.

Так же говорила Катерина в «Грозе»:

— Почему это люди не летают…

Стены монастыря, которые Эмма видит из окна, вызывают у нее в душе воспоминания юности. Медленно, пиано зазвучал вальс. Эмма вспоминает бал в замке, вальс, который она танцевала, свой первый и единственный в жизни вальс. На этой музыкальной паузе в глубине сцены появляется человек в длинном строгом сюртуке, в черном плаще и маске, с цилиндром в руках. Это автор романа, которого Таиров ввел в спектакль. На фоне тихо звучащей музыки идет разговор автора со своей героиней.

— Ваша фигура здесь у окна показалась мне такой одинокой, — говорит Флобер Эмме. — Я сразу понял, мадам вспоминает свою юность, свои девичьи мечты, когда она по книгам, да‑да, по книгам, пыталась вообразить себе несказанные любовные чувства и прекрасного рыцаря с телом ангела и сердцем поэта. Не так ли, мадам?.. Увы, прекрасный рыцарь, которого вы поселили в голубой стране своих мечтаний, уже отказался от флейты и восторженных чувств. Он скоро должен получить место старшего клерка и стать солидным человеком. Что делать, мадам! Жестокая действительность. Какой буржуа в расцвете своей юности не считал себя способным на высокие чувства, какой маленький клерк не мнил себя поэтом? Это жизнь… Увы, в этот самый час, моя бедная мадам Бовари, многие женщины, так же как и вы, страдают и плачут в десятках французских городов.

Монолог Флобера прерывает появление Леона. Он пьян. Лицо его раскраснелось, манеры вульгарны.

— Вот ваш прекрасный рыцарь, — тихо говорит Эмме Флобер. — Взгляните на него.

Эмма взглядывает на Леона и невольно закрывает лицо руками.

— Нельзя прикасаться к идолам, мадам. Их позолота остается на пальцах.

С почтительным поклоном Флобер уходит.

Пошлая развязность Леона вызывает у Эммы отвращение. На его слова: «Идем к нам» — она, высвобождая свою руку из его руки, резко бросает:

— Нет, только не к вам!..

— Чего ты хочешь, в конце концов?! — с пьяным раздражением кричит Леон.

И Эмма тихо отвечает ему, себе и зрителям:

— Не жить. Или уснуть. И спать… Спать… Спать…

Из ресторана доносится смех, зовут Леона. Он уходит. Трагически звучат карнавальные трубы в оркестре. Широким движением Эмма закидывает на плечо плащ, который окутывает всю ее фигуру, и стремительно уходит.

Дальше жизнь Эммы Бовари — это хождение по мукам.

Измученная, еле держась на ногах, Эмма входит в свою комнату, бросает на стул большую сумку, из которой жалко и нелепо выглядывает скомканный маскарадный костюм, и, закрыв глаза, опускается в кресло. В окно врывается луч солнца. Эмма открывает глаза. Взгляд ее падает на большой конверт с красной печатью. Эмма разрывает конверт, читает, несколько раз проводит рукой по глазам, как бы не веря тому, что там написано. Затем медленно читает вслух:

«Предписывается мадам Бовари не позднее чем через двадцать четыре часа уплатить полностью сумму в восемь тысяч франков».

Эмма не верит своим глазам.

— Восемь тысяч??? — И торопливо читает дальше:

«В случае невыполнения приказа предписывается, согласно закону, наложить арест на движимое и недвижимое имущество». Эмма растерянно ходит взад и вперед по комнате, повторяя:

— Это невозможно!.. Невозможно… И такая сумма?!

Внезапно ей приходит в голову мысль, что все это гнусная шутка Лере, который хочет запугать ее. Она накидывает на плечи шаль и, взяв конверт, быстро идет к ростовщику.

Лере, который всегда встречал ее учтивыми поклонами и любезностями, на этот раз грубо заявляет, что он ничего не может сделать. В отчаянии Эмма умоляет его подождать, хотя бы несколько дней, говорит о своем тяжелом положении, но он выталкивает ее за дверь, крикнув вслед:

— А мне плевать!

Эмма мечется, как затравленный звереныш, ища выхода из западни, в которую она попала. Первая мысль — бежать к Леону. Не может быть, чтобы он не помог ей. У него много знакомых. Конечно, он найдет выход!.. Но Леон встречает ее сдержанно. Он торопится в контору, его ждет патрон, и он плохо скрывает свое желание поскорее отделаться от неожиданного визита. Прочтя бумагу, которую дает ему Эмма, он небрежно говорит, что, по его мнению, Лере можно заткнуть глотку и тремя тысячами франков. Эмма с надеждой хватается за это и умоляет Леона достать где-нибудь эту сумму, хотя бы на время, взаймы. Но, приведя целый ряд убедительных доводов, Леон отказывается. Тогда Эмму осеняет безумная мысль:

— Если бы я была на твоем месте, я бы достала! Касса в твоих руках!