Евгений Немировский - Иоганн Гутенберг

И опять же гутенберговеды задают себе вопрос: о каких формах идет речь? Не о формах ли для отливки типографских литер? В показаниях Хейльмана есть совсем уже непонятный пассаж. Ему хорошо известно, утверждал он, что, незадолго до Рождества Гутенберг посылал своего слугу к обоим Андреа принести все формы; и они были расплавлены у него на глазах, и он сожалел о некоторых из них. Но упоминание о формах многозначительно!

Чтобы заплатить Гутенбергу 500 гульденов, Андреа Дритцен заложил чуть ли не все свое имущество. Многие свидетели показали на суде, что он одалживал у них деньги. К предприятию, которое держалось в секрете, Андреа относился с энтузиазмом.

Свидетельница Барбель фон Цаберн, торговка, рассказывала на процессе, что «однажды ночью она разговаривала о разных вещах с Андреа Дритценом и, между прочим, спросила его, почему он так поздно не ложится спать». «Сначала я должен сделать это», — ответил Дритцен. Что именно «это», материалы процесса не раскрывают. Барбель в ответ сказала: «Господи, столько денег вы тратите, наверное, это стоило больше 10 гульденов».

«Ты дура, если думаешь, что это стоило мне всего 10 гульденов, — сказал Андреа. — Послушай, будь у тебя столько — больше 300 гульденов, тебе бы хватило на всю жизнь, а то, что мне это стоило почти 500 гульденов, так это даже мало, ведь потом понадобится еще, и я заложил все мое имущество и наследство».

«Упаси бог, — воскликнула Барбель, — это не удастся, что вы тогда будете делать?»

«Неудачи быть не может, — ответил Дритцен, — не пройдет и года, как мы вернем наше состояние и все будем счастливы, если бог нас не накажет».

Ночной разговор, переданный Барбель фон Цаберы с удивительной непосредственностью, говорит о многом, но, к великому сожалению, не раскрывает технической сути того «искусства», над совершенствованием которого работали компаньоны. Предприятие обещало быструю и верную прибыль, которая не шла ни в какое сравнение с суммой затрат, а они, как нам известно, были высоки.

Дритцен собирался разбогатеть в течение года. Судьба, однако, распорядилась иначе. «В день св. Иоанна Крестителя на Рождество, когда был крестный ход», Андреа заболел и вскоре умер. Об этом рассказал на процессе Мидехарт Штокар, в доме которого больной провел последние дни. Передал он и следующий разговор.

«Андреа, — спросил Мидехарт, — как ты себя чувствуешь»?

«Очень плохо, — ответил Дритцен. — Я точно знаю, что умру. Лучше бы я никогда не вступал в товарищество».

«Почему?» — спросил Штокар.

«Я хорошо знаю, — сказал Андреа, — что мои братья никогда не придут к согласию с Гутенбергом».

«Разве товарищество не имеет письменного контракта?» — удивился Штокар.

Он не знал, что контракт предусматривал выплату наследникам всего 100 гульденов.

Как предсказывал Дритцен, так и получилось. Братья покойного Иорге и Клаус потребовали, чтобы Гутенберг принял их в товарищество вместо Андреа или же вернул деньги, вложенные в предприятие. Гутенберг, ссылаясь на договор, отказал. Тогда братья обратились за помощью в Страсбургский совет. Постановление последнего состоялось 12 декабря 1439 г., оно подписано бургомистром Куном Нопе. Совет поддержал Гутенберга. «Поскольку существует документ, — говорилось в решении, — который свидетельствует, каким образом должно было произойти предполагаемое соглашение, Ганс Риффе, Андреа Хейльман и Ганс Гутенберг должны принести присягу на Священном писании, что дело было так, как сказано в вышеупомянутой записи соглашения, и что запись эта должна была служить основанием для официального договора, скрепленного печатью, если бы Андреа Дритцен оставался в живых, и Ганс Гутенберг должен также поклясться, что 85 гульденов остались ему неуплаченными Андреа Дритценом. Тогда эти 85 гульденов будут вычтены из вышеупомянутых 100 гульденов, и оставшиеся 15 гульденов должны быть вручены упомянутым Иорге и Клаусу Дритценам, и тем самым 100 гульденов будут выплачены согласно упомянутой выше записи соглашения».

Товарищество заплатило Дритценам 15 гульденов, на чем дело и было закончено.

Над чем работало товарищество? Отдельные упоминания в свидетельских показаниях и в решении совета позволили историкам сделать любопытные предположения. Прежде всего надо сказать о показаниях золотых дел мастера Ганса Дюнне, который прямо заявил, что «три года назад он заработал у Гутенберга сто гульденов на том, что относится к печатанию» — «trucken». Этот термин, употребленный здесь впервые, для нашего слуха вроде бы недвусмыслен, но ведь мы не знаем, что обозначал он [131] См.: Ruppel. S. 94. в 30-х годах XV в. А. Руппель связывает этот глагол с производственным процессом, который осуществляли так называемые «брифмалеры», которые неоднократно упоминаются в источниках. Эти ремесленники печатали изображения и небольшие тексты с цельных, гравированных на дереве форм. Так или иначе, но приходится признать, что за три года до процесса, еще в 1436 г., Гутенберг что-то «печатал», хотя мы и не знаем, как он это делал.

Ганс Дюнне, который произнес на страсбургском процессе это слово, был сыном Петера Дюнне, франкфуртского гравера, который изготовлял штампы для тиснения монеты. Ганс перебрался из Франкфурта в Страсбург около 1429 г. Страсбургские источники упоминают о нем еще в 1447 г., когда он уже стал гражданином этого города.

В постановлении Страсбургского совета называется свинец — основной материал для изготовления типографских литер: «Андреа Дритцен во многих случаях, когда они покупали свинец и прочее, что сюда относится, был поручителем, одалживал и оплачивал расходы», — так утверждал брат покойного Иорге; «Андреа Дритцен никогда не давал поручительств за него, ни за свинец, ни за что другое», — это установил совет. Кто прав, мы разбираться не будем. Для нас важно, что в «искусстве», которым занималось товарищество, нужен был свинец.

Упоминается и «пресс», который изготовил столяр Конрад Заспах. В прессе лежали четыре «предмета», судьба которых очень беспокоила Гутенберга. Пресс находился в доме резчика по дереву Ганса Шультхайса, жена которого была теткой братьев Дритценов. После смерти Андреа Гутенберг послал своего слугу Лоренца Байльдека к Шультхайсу. Байльдек сказал Клаусу Дритцену, который там находился: «Дорогой Клаус Дритцен, покойный Андреа Дритцен имел четыре предмета, лежавших в прессе, и Гутенберг просил вас вынуть их из пресса и разобрать, чтобы никто не знал, что это такое, потому что ему бы не хотелось, чтобы это кто-нибудь видел». Клаус согласился и пошел в мастерскую, но никаких «четырех предметов» он не нашел.

Примерно о том же рассказал на суде и Конрад Заспах. К нему в мастерскую на улице Кремергассе пришел Андреа Хейльман и сказал: «Дорогой Конрад! Андреа Дритцен умер, а ты изготовил пресс и разбираешься в деле, так пойди, вынь эти предметы из пресса и разбери их, чтобы никто не знал, что это такое».