Александр Волков - Первое ракетное соединение нашей страны

«Город», в котором жили семейные офицеры, гордо назывался Шанхаем. Представлял он землянки, вырытые на склоне горы в сосновом лесу, на берегу озера с чистейшей водой. Ну чем не Тарховский санаторий МО под Ленинградом? Вот только комаров тучи и ближайший военторг в Луге, в 20 километрах от лагеря. Но ведь не зря гласит мудрая русская пословица: “С милым и рай в шалаше “.

Как-то ко мне на пару дней приезжала жена с двухлетним сыном. Витя Мосягин, будущий полковник, кандидат наук и членкор академии космонавтики, уступил нам свой «номер» в таком вот райском шалаше. До сих пор вспоминаем с женой об этом.

Оборудованные стартовая и техническая позиции, штабы, столовая, санчасть – всё рядом. Вот только до ближайшей деревни Пустошка – 12 километров. Очень редко, но иногда мы получали разрешение у командиров туда «сбегать», чтобы отметить какое-нибудь выдающееся событие, например, получение денежной премии за успешно сданную инспекторскую проверку. В то время наши ракеты заправлялись С2Н5.ОН + О2. Конечно, ракетчики тех далеких лет не походили на совершенных трезвенников, но молодые офицеры равнялись на отцов – командиров, в основной массе своей прошедших суровую школу Великой Отечественной войны. Для них основным законом были интересы службы. В офицерской столовой в Медведе существовал большой выбор всевозможных напитков, но никто не позволял себе отклонений от установленных традиций – только после службы.

Поделюсь секретом – на каждый пуск положено было два 9-ти литровых бачка 97 %-го этилового спирта для жидкостного зажигательного устройства и один из бачков (запасной), как говорили, оставался у заводчан «для промывки магистралей». После пуска существовали некоторые традиции, которые никто не имел права нарушать.

Еще существовала традиция посвящения в ракетчики тех, кто принимал участие в первом пуске. Так, во время заправки ракеты окислителем предлагалось на мгновение подставить ладонь под льющуюся голубую струйку кислорода с трубы перелива на лафете. При этом всегда вспоминался урок химии в школе, когда учительница бросала в емкость с кислородом цветок, и он мгновенно превращался в ледышку.

Запомнился выезд первого дивизиона в район Липовой горы зимой 1955 года: условия крайне неблагоприятные – температура -30 –35 град., ветер, пронизывающий добротные полушубки насквозь, огромные сугробы дорогу. Впереди колонны два тягача АТТ прокладывали путь и выручали застрявшую технику. Наши ракеты прятались в длинных «домиках» из фанеры на тележках. Местное население, конечно же, догадывалось, что за окошками, нарисованными на «домиках», нет ни одной живой души. А вот у ракеты душа есть! Она благосклонна только к тем, кто ее любит и ухаживает за ней не хуже, чем за любимой.

Подобного характера испытания функционирования наземного оборудования и бортовой аппаратуры ракеты в условиях низких температур проводились в бригаде систематически. Еще в январе – феврале 1954 года второй дивизион бригады провел несколько комплексных испытаний при температуре -35, -45 град. в Забайкалье в районе Нерчинска. Командир 2-го дивизиона подполковник Г. И. Устинов доложил о том, что «эти испытания выявили явную неприспособленность ключевых агрегатов комплексного наземного оборудования и ракеты к боевому применению в экстремальных условиях. Конструкторскому бюро и промышленности было над чем подумать. А дивизион, его стойкие люди с задачей справились».

Сравнивая наши подвижные комплексы с современными, мне лично, кажется, что в тот период офицерам приходилось сложнее. Помню и свою первую зимнюю поездку в бронированной машине управления, когда во время марша предложили покормить личный состав: хлеб пришлось рубить топором, а от глотка крепкого чая потрескались зубы. Но никто не роптал, переживали за солдат – шоферов, у которых глохли моторы, и устранять неисправности предстояло на сильном морозе.

Около двух недель не снимали шапок с головы, солдаты и офицеры (во всяком случае, начальники отделений и комбат с замполитом) спали в натянутых на лапник палатках.

Тяжело в стужу работать на верхнем мостике ракеты 8А11(Р-1), необходимо выполнить целый комплекс проверок и операций – от установки бортовых батарей, гироприборов, юстировки гироплаты до подключения кабеля Б, предназначенного для снятия питания с борта во время «прожига». Закоченевшие руки младшего сержанта Лазарева никак не могли справиться с этой несложной в обычных условиях операцией, и мне пришлось самому подключиться к выполнению задания. После завершения проверки подключения кабеля Б с радостью зашел с докладом в натопленную машину управления, в которой находились главный инженер бригады полковник Андрюков Владимир Иванович, комбат и, конечно, оператор Алексей Пилипенко. Вот когда я ему позавидовал – в машине тепло и уютно, а мне опять предстояло подыматься на 12-метровую высоту к приборному отсеку. После этого случая главный инженер всегда благосклонно относился ко мне и довольно часто направлял в другие стартовые батареи для участия в проверках.

После учений хотелось сказать «большое спасибо» главному конструктору ракеты 8Ж38, работа на которой для электроогневого отделения существенно упростилась, особенно в зимний период. Но тогда мы, конечно, не знали, что нужно было благодарить Сергея Павловича Королева и его коллектив, моих будущих земляков, с которыми вот уже 25 лет работает мой сын Владимир.

В октябре 1957 года меня неожиданно вызвали к начальнику штаба бригады полковнику Тюрину Д. А. Никаких подвигов я не совершал, электроогневое отделение на инспекторской проверке получило хорошую оценку, и мои бойцы нигде не «отличились», а поэтому шел совершенно спокойно к большому начальству. Начальник штаба сообщил, что есть приказ о моем переводе на новое место службы, для чего я должен убыть в Москву на Фрунзенскую набережную за назначением. Куда? Не сказал. Вот это была новость! Никогда не думал, что именно так может завершиться служба в Медведе.

«Но прежде, чем убыть на новое место службы, – далее продолжал начальник штаба, – вы должны принять участие в учениях». Такой поворот событий не обескуражил, а только обрадовал.

В соответствии с планом учений 635 отдельный инженерный дивизион должен совершить марш по территории Новгородской и Псковской областей, минуя густонаселенные пункты, выйти в заданный район, и осуществить пуск ракеты 8Ж38.

Техника тщательно готовилась к маршу, начальникам отделений выдали карты районов учения, проверялось оружие рядового и офицерского состава. Кстати, у офицеров дивизиона личное оружие находилось постоянно при себе. При выездах на полевые учения я часто получал патроны на складе артвооружения дивизиона для тренировок, когда представлялась такая возможность. В наше время пистолет ТТ, с 1955 года ПМ, действительно являлся личным оружием офицера.