Маргарита Неручева - Сорок лет одиночества (записки военной переводчицы)

Августовским декретом 1939 года Нейрат установил систему заложничества. Декрет предусматривал, что “ответственность за все акты саботажа несут не только отдельные лица, но и все чешское население”, то есть узаконил так называемый принцип коллективной ответственности.

Когда в сентябре 1939 года началась война, полицией безопасности Богемии и Моравии были арестованы тысячи известных чешских деятелей, большинство из которых были отправлены в концентрационные лагеря, где они были казнены или умерли от голода и пыток в гестаповских застенках.

В октябре и ноябре 1939 года чехословацкие студенты провели ряд демонстраций. Следствием этого был приказ Гитлера о закрытии всех университетов. 1200 студентов были брошены в тюрьмы, а девять студенческих руководителей демонстраций расстреляны полицией и службой безопасности. Именно Нейрат настойчиво проводил в жизнь идею ликвидации чехословацкой интеллигенции и других групп, которые в будущем могли бы оказать сопротивление германизации чешских территорий.

Основная политика протектората была направлена к единой цели: уничтожению независимости чехов как нации и присоединению их территории к империи. В развитие этой политики предусматривались меры по ассимиляции чешской нации. Она должна была проводиться путем распыления сосредоточенной в одном месте чешской национальности. Другая половина чехов должна быть лишена всяких прав, уничтожена или вывезена из страны различными способами. Их место должны были занять немцы.

Нейрат в августе 1939 года положил начало массовому террору против народов Чехословакии, это на нем лежит кровь многих тысяч женщин и мужчин, стариков и детей, убитых и замученных.

Семья Нейрата, жена и дочь Винифред фон Макензен, жили в Вюрттемберге в фамильной усадьбе в местечке Лейнфельдгоф. Дочь Нейрата родилась в Лондоне, когда ее отец, будучи молодым дипломатом, работал вице-консулом в посольстве Германии. Выйдя замуж, она стала невесткой фельдмаршала фон Макензена, который в свое время возглавлял воинские кайзеровские формирования “Мертвая голова”.

Муж дочери Нейрата тоже был дипломатом и умер в 1949 году. Всю свою энергию и активность Винифред направила на то, чтобы изменить условия содержания военных преступников в тюрьме Шпандау и добиться досрочного их освобождения. После смерти мужа ее единственной заботой стали отец, мать и усадьба в Вюрттенберге.

Имение Нейрата с домами и приусадебными постройками уютно раскинулось по берегу небольшой, стремительно текущей речки у подножия невысокого холма. В центре усадьбы возвышался огромный, богатый особняк с жалюзями на окнах. (Вскоре после войны имение было конфисковано. – М.Н.)

Стены комнат дома были увешаны фотографиями, миниатюрами и картинами, связанными с родовым древом Нейратов. Самая большая картина – портрет молодого Нейрата, когда он был дипломатом в Турции, висела в гостиной.

На террасе были развешаны охотничьи трофеи самого Нейрата, протектора Богемии и Моравии, – рожок и рога оленя с надписью: “Убит в ноябре 1940 года в Моравии” (в Моравии были расстреляны и замучены в концентрационных лагерях тысячи женщин и мужчин во время его правления).

Рядом с гостиной был большой зал для приемов с написанными в полный рост портретами Нейрата и его дочери. В углу на пьедестале был установлен бюст фрау Макензен из белого мрамора. Дочь Нейрата считала, что “было бы лучше для отца, если бы он в Нюрнберге был казнен, чем такая жизнь, какой он живет в Шпандау. Я его дочь, я люблю его и поэтому могу это сказать, зная, что это было бы справедливо… Я не защищаю его. Он совершил ошибку, был осужден и признан виновным. Никто не спорит, но мой отец такой старый и больной, что даже если и был когда-то опасен, то сейчас не может принести никакого вреда. Если бы ему разрешили вернуться домой, то за ним можно было бы установить какой-то надзор. Я знаю, что у него единственная мечта – быть рядом со своей женой, на которой он женился 52 года назад, и умереть дома”. При этом она вопреки очевидному утверждала: “Общеизвестно, что мой отец никогда не был членом какой-либо партии, он был просто немцем”.

В процессе работы Международного Военного Трибунала была полностью доказана вина Нейрата в преступлениях против мира, а также его преступная деятельность в Чехословакии. Однако смягчающим вину обстоятельством суд счел возможным признать то, что Нейрат вмешался в действия полиции безопасности и службы безопасности (СД), потребовав освобождения большого количества чехословаков, арестованных в сентябре 1939 года, и студентов, арестованных осенью того же года. Эти действия вызвали недовольство Гитлера, и Нейрат вынужден был подать в отставку. Когда отставка не была принята, он в сентябре 1941 года ушел в отпуск и с этого времени отказался выполнять обязанности протектора.

Арестованный в мае 1945 года Константин фон Нейрат сразу же был включен в первый список военных преступников для предания суду. Тщательно изучив материалы дела, Международный Военный Трибунал признал его виновным по всем четырем пунктам обвинительного заключения и приговорил к 15 годам тюрьмы. Умер он в Энцвейнинге 14 августа 1956 года.

В феврале 1951 года Нейрат писал жене:

“Моя дорогая Мэнни,

Мой день рождения явился предлогом написать тебе еще одно письмо и поблагодарить за добрые пожелания.

Начало очередного года моей жизни оказалось не очень счастливым. У меня опять был сердечный приступ и я вынужден был весь день пролежать в постели. Но сейчас я чувствую себя значительно лучше и сегодня смог немного погулять. С годами вырабатывается дисциплина.

Твое письмо было подвергнуто тщательной цензуре, и мне не разрешили послать тебе письмо, полученное от Константина. Спасибо Константину за трубку и помощь деньгами, что помогло тебе приехать на свидание. Две пары носков, которые ты передала, мне очень понравились.

Надеюсь, что следующая поездка в Берлин не будет для тебя столь обременительной.

Пожалуйста, привези мне мыло и мочалку.

С наилучшими пожеланиями К.”.

После свидания в очередное письмо Нейрата из Шпандау была вложена небольшая записка цензуры. В ней жена Нейрата предупреждалась, что какие-либо замечания политического характера в письмах запрещены.

В другом письме Нейрат писал:

“Дорогая Мэнни,

Мне нет необходимости говорить, как радостен для меня был твой, хотя и краткий, приезд и как вдохновил он меня. Зима была плохой, и я думал, что не переживу ее.

Очень приятно, что наши друзья навестили тебя в годовщину нашей свадьбы. Жаль, что я не мог быть рядом с тобой, а обстоятельства не позволяют высказать тебе мои чувства. Я могу только поблагодарить тебя за твою любовь в течение прошедших пятидесяти лет.