Кеннет Максей - Гудериан

Если не залезать в дебри терминологии, то можно сказать, что Фуллер предвидел создание танковых армий, способных при поддержке авиации и артиллерии прорвать оборону противника и глубоко проникнуть в его тыл, уничтожая артиллерийские позиции, штабы, захватывая полевые склады, перерезая коммуникации и сея хаос и панику в наименее защищенных частях вражеского тыла. Главная цель – подавить противника морально, не дать опомниться, дезорганизовать доставки резервов и подорвать волю к сопротивлению. Для осуществления операций такого рода, по мнению Фуллера, требовались тяжелые танки, вместе с пехотой и артиллерией взламывающие оборону противника. Развивать наступление в глубину должны более легкие и быстроходные машины со скоростью в 20 миль в час и радиусом действия 150-200 миль, поддерживаемые мобильной артиллерией, моторизированной пехотой и кавалерией – если у последней хватит выносливости совершать походы по 20 миль в день в течение 5-7 дней.

Для практических экспериментов англичане, вдобавок к тем неуклюжим машинам, на которых воевали в Первой мировой войне, располагали семейством гораздо более маневренных тяжелых, средних и легких танков, а также бронеавтомобилями, грузовиками-вездеходами, войсковым транспортом и самоходной артиллерией. В основном эти машины существовали лишь в прототипах, но к середине 20-х годов появилось значительное количество средних танков «Викерс», обладающих тонкой броней, уязвимой даже чуть ли не для обычных пуль, но вышедших на новый уровень по таким параметрам, как скорость и надежность (последняя, впрочем, оставляла желать лучшего). Они отличались также лучшей компоновкой боевого отсека, позволявшей экипажу более эффективно использовать 47-мм скорострельную пушку, установленную во вращающейся башне, и несколько пулеметов. До начала 30-х годов ни одно государство мира не имело подобной боевой техники, и англичане смогли занять ведущие позиции, как в области конструктивной мысли, так и производства. Летом 1927 года англичане провели на равнине Солсбери маневры, в которых, с одной стороны, были задействованы моторизированные силы всех родов, а с другой – традиционная группировка из пехоты и кавалерии. Последняя безнадежно проиграла, несмотря на то, что моторизированные силы уступали ей в количественном отношении, не имели отработанных тактических схем и были практически лишены радиосвязи. В других странах внимательно наблюдали за маневрами и пытались копировать британский опыт.

По условиям Версальского договора (в Германии это называли диктатом) немцам разрешалось лишь следить за развитием военной мысли и техники, брать все на заметку и ждать – любой неверный шаг тут же пресекался членами контрольной комиссии, следившими за примерным поведением своих подопечных.

Однако уследить за всем просто невозможно, а в договоре оказались определенные лазейки, и немцы старались их использовать. Версальский договор не запрещал Германии иметь союзников. Это означало, что следовало заключить союз с другой «изолированной державой», с которой Антанта находилась во вражеских отношениях. Когда в 1921 году Ленин предложил заключить германо-русский договор о сотрудничестве, Сект приветствовал новый «мост», поскольку еще в 1919 году вместе со своими единомышленниками пытался основать союз с Россией. Более того, Сект, как глава силовых структур, обладал значительным политическим весом, чтобы протолкнуть Рапалльский договор, подписанный 17 апреля 1922 года, возрождающий сотрудничество между обеими странами-участницами и среди прочего предусматривающий кооперацию в области передовых военных технологий, таких как танки, газ и авиация. В должные сроки в России были созданы три экспериментальных учебных центра, где испытывались машины, отрабатывалась методика, и готовились кадры специалистов. Конструкторы работали не только над усовершенствованием русских танков МС-1 и МС-II с 37-мм пушкой, но и над некоторыми немецкими проектами, в том числе и над 9-тонным легким танком («легкий трактор»), вооруженным высокоскоростной 37-мм пушкой, установленной в башне, которая могла поворачиваться на 360°. С 1926 года он тайно выпускался на заводе сельскохозяйственного машиностроения фирмы Рейнметалл и в разобранном виде доставлялся в Россию. По своей конструкции он походил на английский средний танк. В 1929 году появился тяжелый 20-тонный «большой трактор», вооруженный короткоствольным орудием с низкой скорострельностью, установленным в башне с углом поворота 360° на шасси экспериментального танка А7V(U), созданного еще в 1918 году. Тайное производство этих танков в Германии и доставка на танковый полигон на реке Кама в России позволили немцам обойти ограничения, наложенные Версальским договором. Таким образом, в германской промышленности возникли небольшие танковые конструкторские бюро, занимавшиеся оптикой, вооружением, броней, двигателями, трансмиссией, подвеской и гусеницами. На этой стадии к исследованиям подключились Крупп и Бенц. Не выпускали из вида также и шведский танк М-21, производившийся компанией Бофорс, имевшей договоренность с Круппом. М-21 – модификация немецкого LK-II, который, в свою очередь, в 1918 году скопировали с британского танка [«Уиппет»]. Он устарел, но, по крайней мере, был немецким.

Чешвиц и Лутц дали Гудериану зеленый свет, а Петгер удерживал его в рамках реальности. Такой благоприятный климат способствовал раскрытию творческого потенциала многообещающего офицера, который, видя в моторизации армии будущее, с кипучей энергией принялся за работу. И теперь его способность мыслить критически, но конструктивно, ранее находившая применение в решении текущих, второстепенных дел и более нигде, что было обусловлено военным стрессом и раздорами в обществе, получила возможность раскрыться во всей своей полноте. Это привело к рождению совершенно новых концепций. Война не оставила на Гудериане никаких следов. Он был свободен от комплексов, типичных для солдат с парализующим опытом траншейной войны, ни разу не был ранен и практически не изведал страха, возникающего у тех, чей тактический кругозор был до ужаса обеднен многомесячным сидением в окопах, поэтому мог нарисовать себе контуры будущей войны, не будучи скованным воздействием неизгладимых впечатлений. Гудериан начал смотреть на себя как на 62 хранилище информации для строительства новых концепций ведения боевых действий, затрагивающих во многом неисследованную область оперативного искусства. В тридцать пять лет поздновато искать оригинальные вдохновенные идеи, однако сделать это раньше Гудериану помешала война. Как бы там ни было, но теперь он с необычайно обостренной проницательностью распознавал все недостатки принятых тогда боевых методик и пути, по которым следовало двигаться к фундаментальным переменам. Гудериан тратил много времени на изучение древней и современной истории и приходил к глубоким и далеко идущим выводам. Любимым чтением в тот период стали труды теоретиков старого прусского генерального штаба, в которых он почерпнул немало полезного. Затем и сам взялся за перо. При поддержке генерала фон Альтрока, редактора «Военного еженедельника» («Militar-Wochenblatt») Гудериан написал статьи (некоторые из них были анонимными), в которых выкристаллизовывались его мысли и стиль. В дебатах, касавшихся причин поражения Германии в Первой мировой войне, сталкивались противоположные точки зрения, и порой бывало трудно понять, из-за чего оппоненты с ожесточением ломают копья. Своей четкостью и ясностью изложения позиций по кардинальным вопросам Гудериан завоевал определенный авторитет и одновременно нажил врагов, поскольку на этой ранней стадии приверженцы танков стали призывать к преобразованию кавалерийских дивизий в механизированные.