Кеннет Максей - Гудериан

В полночь, когда передовые части 19-го корпуса еще находились далеко позади у Пуа-Террона, а 2-я танковая дивизия уже подавила последние очаги сопротивления французов, Рейнхардт достиг Лиаре. 19-му корпусу не повезло – он встретил на своем пути самое ожесточенное сопротивление, и ему не удалось выделить часть своих сил для удержания южного фланга. Дисциплинированные французские части под командованием опытных офицеров дрались грамотно и решительно, контратакуя при малейшей возможности. В бою за деревню Бувильмон понесший серьезные потери 1-й мотопехотный полк Балка при поддержке танков все же смог оттеснить части 14-й французской дивизии под командованием будущего маршала Франции – Латта де Тассиньи. Здесь Гудериану еще раз удалось поймать психологический момент – на рассвете 16-го мая, когда французы начали отступать, а немцы жаждали передышки, чтобы развивать его дальше.

Именно в этакие моменты триумфа или кризиса проявлялись лучшие качества Гудериана. Пауль Дирихс, часто сопровождавший Гудериана и называвший его «современным Зейдлицем», писал в то время:

«От него исходит ощущение положительного, личного спокойствия. Он никогда не теряет самообладания. Но это не означает, что Гудериан не может удивить своих офицеров, например, когда прибывает на командный пункт подчиненной ему части и ставит ей боевую задачу, многие могли бы воспринять как шутку то, что ставится такая далекая цель. Однако генерал изъясняется четко и ясно, и операция приобретает реальные очертания. В такие моменты он завораживает присутствующих своей речью, передавая им свое страстное желание наступать».

Стремление успеть во что бы то ни стало – не единственное следствие свойственного его характеру нетерпения. Гудериан и раньше испытывал тревогу, боясь, что не хватит времени, чтобы добиться убедительных результатов – вечное проклятие танковых войск, преследовавшее их со дня основания, и одновременно стимул их дерзкой амбициозности. Предыдущим вечером у Гудериана состоялся сумбурный телефонный разговор с Клейстом, опять выразившим тревогу за южный фланг. И опять у него имелись основания для подобного беспокойства. Ситуация под Стене оставалась все еще неясной, и у немецкого командования еще не имелось убедительных доказательств неспособности французов организовать мощный контрудар. Ни Клейсту, ни тем, кто стоял выше него, не было известно, что французские бронетанковые силы практически прекратили свое существование, а в распоряжении противника остались нетронутыми лишь полтора крупных танковых соединения, или что французское командование морально надломилось, осознав масштаб катастрофы, постигшей действующую армию.

Командиры передовых частей, прорвавших последние линии французской обороны, возможно, и не имели в своем распоряжении таких статистических данных и всесторонних сведений политической и военной разведки, какими располагало командование германских вооруженных сил, но были правы, утверждая, что настал момент рисковать, ибо своей интуицией уже учуяли запах разложения врага. Их опыт и инстинкт говорили, что победа близка. В 1914 году на Марне, следуя за передовыми войсками, Гудериан не видел ничего подобного и все же сослался именно на этот довольно сомнительный исторический прецедент, когда Клейст пытался его остановить. В конце концов, Клейст сдался и разрешил Гудериану продолжать движение еще в течение двадцати четырех часов. Однако дело было вовсе не в уступчивости или неуступчивости Клейста, привыкшего беспрекословно подчиняться высшему начальству. Просто ни тогда, ни, похоже, позже, Гудериан не знал, что Клейст выполнял указания свыше, приказы, не отражавшие настроения, преобладавшие тогда как в ОКХ, так и в ОКВ.

14 мая ОКХ и ОКВ сошлись во мнениях относительно переброски 16-го корпуса, входившего в состав группы армий «Б», из Бельгии во Францию, для гарантии успеха группы армий «А» фон Рундштедта. 16 мая Гальдер выразил восхищение прорывом, который «…развивается почти по классическому сценарию», мнение, нашедшее поддержку в ОКВ. Однако 15-го мая, когда наступление с Мааса едва началось, Рундштедт занервничал. В его журнале боевых действий есть запись о необходимости остановиться на реке Уаза из опасения угрозы с юга, потому что ни при каких обстоятельствах нельзя позволить противнику добиться успеха «…на Эне, или, позднее, в районе Лаона». 16 мая эти страхи усилились.

16 мая Гудериан бросился вперед только с двумя дивизиями, 1-й и 2-й танковыми, оставив 10-ю и полк «Великая Германия» южнее Седана на случай, если французы попытаются потеснить его с юга, и чтобы не раздражать сверх меры Клейста. Французы продолжали настойчиво атаковать южный фланг Гудериана под Стене и нанесли значительные потери подошедшим немецким пехотным частям. Однако оттеснить немцев так и не смогли. Остальные части 19-го корпуса бросились вперед и к наступлению ночи были уже в 40 милях, в Дерси на Сере. В то же время ударная группа 41-го корпуса подошла к Гюизу на Уазе и начала уничтожать застрявшие там танки 2-й французской бронетанковой дивизии. Как бы забыв о двадцатичетырехчасовом лимите Клейста, Гудериан в тот вечер по радио приказал продолжать наступление и на следующий день. Эти приказы услышала служба радионаблюдения в штабе Клейста, который незамедлительно отменил приказ Гудериана и приказал ему явиться в штаб танковой группы следующим же утром. В 7.00 17 мая Клейст вышел из своего самолета, приземлившегося у штаба 19-го корпуса, и сразу же накинулся на Гудериана, обвинив его в нарочитом невыполнении приказа. Гудериан, не долго думая, заявил, что уходит в отставку. Обоим военачальникам в тот момент не хватало выдержки и здравого смысла. Оба были раздражены, причем Клейст – в гораздо большей степени, чем об этом мог догадаться Гудериан, ибо Клейст желал этой остановки не более, чем сам Гудериан.

Эта несправедливость была порождена Рундштедтом. Его военный дневник отражает различные точки зрения, так как в записи от 16 мая говорится сначала, что командиры моторизированных соединений были убеждены, что смогут продолжать наступление за реку Уаза, «…особенно генералы Гудериан и Клейст», а затем: «Однако, охватывая взглядом операции в целом, можно заключить, что связанный с этим риск кажется неоправданным. Растянутый фланг между Ла-Фер и Ретелем слишком чувствителен, особенно в районе Лаона… Если временно приостановить наступление, будет возможно в течение двадцати четырех часов усилить фланг». Очевидно, Клейст не побеспокоился объяснить Гудериану, что главным инициатором остановки 19-го корпуса являлся Рундштедт – их отношения и так уже были слишком натянутыми. Однако просьба Гудериана об отставке шокировала Рундштедта. Если любимчик Гитлера решился на такой шаг, значит, дело зашло слишком далеко. Рундштедт послал ему лаконичную радиограмму с приказом оставаться на своем посту и ожидать полномочного представителя, которым был не кто иной, как командующий двадцатой армией, генерал-полковник Лист. Лист прибыл днем, категорически отверг отставку Гудериана и от имени главнокомандующего группой армий приказал начать «разведку боем», оставив штаб корпуса на прежнем месте. По сути дела, Гудериан получал свободу действий, тем более, что теперь он приказал проложить кабель к своему тактическому штабу, чтобы его личные приказы не могли быть услышаны в эфире старшими начальниками. Лист подтверждает эти события, так же как и просьбу Гудериана к нему выступить посредником и уладить конфликт с Клейстом.