С. Джоши - Жизнь Лавкрафта

Несколько более весомый знак признания принадлежал Гарольду С. Фарнезе (1885-1945), композитору, чье произведение в 1911 г. получило приз Парижской консерватории; тогда он был заместителем директора Института Музыкального Искусства в Лос-Анджелесе. Фарнезе захотел переложить на музыку два соннета из "Грибов с Юггота" - "Mirage" и "The Elder Pharos" (оба вышли в "Weird Tales" за февраль-март 1931 г.), что и было сделано. Вскоре после этого, Фарнезе предложил Лавкрафту написать либретто для целой оперы или музыкальной драмы по мотивам его творчества вообще - с предполагаемым названием (весьма нелепым) "Юррегарт и Юннимэйд [Yurregarth and Yannimaid], или Болотный город"; но Лавкрафт отклонял предложение, сославшись на полное отсутствие опыта в драматургии (очевидно, его пьеса 1918 г. "Альфредо" была не в счет). Трудно представить, на что это могло бы походить.

Путешествия Лавкрафта 1932 г. ни в коем случае не пришли к концу. 30 августа он отправился в Бостон, чтобы провести время с Куком. На следующий день они вдвоем отправились в Ньюберипорт, чтобы наблюдать полное солнечное затмение, и отдали должное прекрасному зрелищу. Оттуда Лавкрафт проследовал в Монреаль и Квебек, проведя в этих городах четыре дня (2-6 сентября). Лавкрафт пытался убедить Кука отправиться с ним, но Кука не радовала крайне аскетическая манера, в которой путешествовал­ его друг (сон в поездах или автобусах, скудная пища, непрерывный осмотр достопримечательностей и т.д.) Кук, тем не менее, встретился с Лавкрафтом по его возвращении, и более яркого отражения безумных путевых привычек Лавкрафта, чем нарисованный им портрет, нельзя и пожелать:

На следующий вторник рано утром, прежде чем я пошел на работу, Говард вернулся из Квебека. Никогда ни до, ни после того я не видел подобного зрелища. Складки кожи свисают со скелета. Глаза запали в глазницы, напоминая дыры, прожженые в одеяле. Эти изящные, нервные кисти и пальцы художника - просто как когти. Человек был мертв и держался только на нервной энергии... Я испугался. А испугавшись, я разозлился. Возможно, моя злость в значительной степени была на самого себя - за то, что позволил ему в одиночку отправиться в эту поездку. Но какой бы не была истинная причина злости, на него я разозлился совершенно искренне. Ему требовался тормоз; что ж, будет ему тормоз - и прямо сейчас.

Кук немедленно отвел Лавкрафта в ресторан Уолдорфа, где заставил его хорошенько поесть, а потом снова привел его к себе на квартиру, чтобы Лавкрафт мог отдохнуть. Вернувшись с работы в пять часов вечера, Кук заставил Лавкрафта еще раз поесть и только после этого позволил ему уйти. Трудно представить, как Лавкрафт мог получать реальное удовольствие от посещаемых мест, держась на одной нервной энергии и почти без пищи и отдыха; и тем не менее, он делал это снова и снова.

Почти сразу же по возвращении в Провиденс Лавкрафта ждала целая вереница гостей. Одним из них был Дональд Уондри, который снова приехал в Провиденс после пятилетнего перерыва; он прибыл 13-го числа. Все эти светские визиты привели рабочий график Лавкрафта в полный хаос - одной только корреспонденции должны были накопиться целые груды - и все же в начале октября Лавкрафту удалось вырваться в новую поездку в Бостон, Салем и Марбльхед.

Где-то весной или летом 1932 г. появляется новая перспективная литературная клиентка - перспективная не потому, что она выказывала какой-то талант или склонность стать настоящим писателем, а потому что она регулярно давала Лавкрафту работу. Это была Хейзл Хильд (1896-1961), женщина, о которой мне почти ничего неизвестно. Она родилась и, очевидно, провела большую часть жизни в Сомервилле (Массачусетс) и, насколько мне известно, не издала ничего кроме пяти рассказов, переделанных или написанных за нее Лавкрафтом. В отличие от Зилии Бишоп, она не написала воспоминаний о Лавкрафте, так что неясно, как она с ним познакомилась и на что походили их профессиональные или личные отношения. Мюриэль Эдди (если мы можем доверять ей в этом вопросе) сообщает, что Хильд вступил в клуб писателей, организованный четой Эдди, и что именно они направили ее к Лавкрафту, когда направленность ее работ стала очевидна. Далее Эдди пишет, что Хильд признавалась ей в смутном романтическом интересе к Лавкрафту: как-то раз ей удалось убедить Лавкрафта навестить ее в Сомервилле, где она устроила ему ужин при свечах. Я совершенно не уверен в правдивости этого рассказа, учитывая ненадежность Мюриэль Эдди в других вопросах. Кук сообщает, что Лавкрафт планировал навестить Хильд в Сомервилле в начале сентября, по своему возвращению из Квебека, но это могло быть невинным полуделовым-полусветским визитом.

Есть серьезная причина полагать, что некоторые (если не все) из пяти рассказов, исправленных Лавкрафтом для Хильд, были написаны в 1932 или 1933 г., хотя последние из них не будут опубликованы до 1937 г. Первым, похоже, был "Человек из камня" [The Man of Stone] ("Wonder Stories", октябрь 1932 г.) Хильд писала Дерлету об этом рассказе: "Лавкрафт помогал мне с этой историей столько же, сколько с другими, и по сути переписал целые абзацы. Обычно он критиковал абзац за абзацем, делая возле них пометки карандашом, а затем заставлял меня их переписывать, пока они его не удовлетворяли". Думаю, это заявление почти полностью ложно или сомнительно. Судя по комментариям Лавкрафта к историям Хильд, крайне маловероятно, чтобы он просто правил их или предлагал изменения, которые затем вносила сама Хильд; скорее, большинство или все рассказы основаны на кратких набросках и были написаны Лавкрафтом практически самостоятельно. Из всех литературных обработок, наряду с написанным для Зилии Бишоп, они ближе всего подходят к его оригинальным работам. Ни одна из них не сравнима с "Курганом", но некоторые довольно неплохи.

Лавкрафт ни разу не упоминает "Человека из камня" в доступной мне переписке, но, чтобы рассказ появился в октябрьском номере "Wonder Stories", он должен был работать над ним самое позднее летом 1932 г. Это в конечном счете довольно традиционная ­история о Дэниеле "Безумном Дэне" Моррисе, который нашел в фамильном экземпляре "Книги Эйбона" формулу, превращающую любое живое существо в каменную статую. По признанию Морриса, формула "больше полагается на обычную химию, чем на Внешние Силы" и "представляет собой своего рода окаменение, правда, бесконечно ускоренное" - псевдонаучное объяснение, которым явно не погнушался бы Хьюго Гернсбек. Моррис успешно проворачивает этот трюк с Артуром Уилером, скульптором, который по его мнению завел интрижку с его женой Розой, но когда он пытается проделать то же самое с Розой, она обманывает и превращает в камень его самого. Здесь, помимо неправдоподобной природы сверхъестественного и псевдонаучного объяснения, неумение создавать живые образы снова предает Лавкрафта: изображение любовного треугольника банально и избито, а дневник Безумного Дэна совершенно неубедительно имитирует просторечье. Конечно, Лавкрафт стеснен рамками набросков, которые ему выдали для литературной обработки: сам бы он никогда не выбрал такого сюжета для собственного рассказа.