Александр Бондаренко - Виктор Лягин. Подвиг разведчика

Конечно, кто-то может назвать это мелочью (капитан или подполковник, какая разница, кем значился наш герой в засекреченных документах, хранящихся в Центре?) — но при создании достоверной исторической картины мелочей не бывает, да и в разведке, в той службе, о которой мы сейчас пишем, «проколы» чаще всего случаются именно в мелочах… Крупные вопросы отрабатываются самым тщательным образом, они понятны, а вот те мелочи, которым несть числа, — попробуй предусмотри их! Далеко за примерами ходить не надо: когда легендарный разведчик Николай Кузнецов, обратившийся в обер-лейтенанта вермахта Пауля Зиберта, впервые появился на улицах оккупированного гитлеровцами города Ровно (с подлинными документами своего «героя», в его реальной форме, соответствие которой было тщательно проверено по имевшимся фронтовым фотографиям Зиберта), он был остановлен первым же патрулем. Причина оказалась в том, что на голове у Кузнецова была надета пилотка по-фронтовому, тогда как германскому офицеру в городе положено было ходить только в фуражке. Разведчика спасли его сообразительность, мгновенная реакция и обаяние — сразу же уяснив из вопроса начальника патруля свой промах, он ответил, что только что выписался из госпиталя, куда попал с передовой (это подтверждалось документами), и идет покупать фуражку: «Герр гауптман, подскажите, пожалуйста, где лучше всего это сделать?»

Впрочем, и в нашем случае указанная путаница со званиями приводит некоторых авторов к серьезной ошибке: опуская как бы само собой разумеющееся слово «госбезопасность» — речь ведь идет о чекисте, они тем самым «разжалуют» Виктора Лягина до капитана, хотя, повторим, его звание соответствовало подполковнику.

Так что, учитывая вышеназванные причины, мы не станем обещать своему читателю, что сумеем с полной достоверностью и в мельчайших подробностях рассказать в нашей книге обо всех обстоятельствах жизни и подвига Виктора Александровича Лягина и о работе руководимой им нелегальной резидентуры «Маршрутники». Не будем также говорить, что все наши выводы являются стопроцентными, а утверждения не могут вызывать никаких сомнений. Но мы скромно скажем, что смогли подойти к истине ближе всех других исследователей. Это со всей ответственностью подтверждают и специалисты, с которыми нам довелось работать и чьи имена пока еще называть нельзя.

Писать о предках наших соотечественников — дело непростое, неблагодарное, а порой и просто невозможное. Тебе расскажут (если есть чего хорошего сказать и хочется это сделать) про папу и маму, уже не без труда вспомнят про дедушек и бабушек, а вся предыдущая история семейства, как правило, теряется где-то в историческом тумане. Даже отчество своего прадеда теперь у нас мало кто вспомнит. Не надо, однако, спешить цитировать пушкинское мнение, что «мы ленивы и нелюбопытны», — ведь в одном лишь минувшем XX столетии по многострадальной российской земле прошло столько войн, революций и иных потрясений, после которых людям всякий раз требовалось не только тщательно пересматривать и редактировать собственные биографии, но и «инвентаризировать» родственников, что впору было и свои имена позабыть… Но мы, всему назло, в большинстве своем даже наших дедушек можем назвать по имени и отчеству!

По таковой причине о «корнях» Виктора Лягина рассказать довольно сложно, хотя и есть весьма любопытная информация.

…В нашей работе мы не раз будем обращаться к документальной книге известного в недавнем прошлом ленинградского журналиста Геннадия Петровича Лисова, выпущенной Лениздатом в 1982 году в некогда популярной серии «Библиотека молодого рабочего». Книга эта называется «Право на бессмертие». Тогда, через 37 лет после окончания Второй мировой войны, автор имел счастливую возможность пообщаться с людьми, близко знавшими Виктора Александровича, — с его сестрой и дочерью, с друзьями его детства и юности и даже с некоторыми из его боевых товарищей. В общем, с теми людьми, которых теперь уже давно нет в живых. Сейчас, читая книгу, мы словно бы слышим их голоса, узнавая из их рассказов о каких-то подробностях и мелочах, которые в повседневной жизни вряд ли кто-то документирует, и потому они обычно уходят вместе с теми людьми, что о них знали. В общем, получаем ту информацию, что в наше время именуется «эксклюзивной». Книга Лисова была выпущена обыкновенным по тем временам 100-тысячным тиражом, но, как помнится, на магазинных прилавках не залежалась — не только потому, что книга хорошая, но и по той причине, что тема воинского подвига, борьбы советского народа с немецко-фашистскими захватчиками вызывала у наших читателей особенный интерес. Да и вообще, в Советском Союзе, в котором жил, за который сражался и погиб Виктор Лягин, люди любили читать и охотно читали самые разные книги — они тогда стоили недорого и были доступны каждому. Например, та самая книга «Право на бессмертие», в мягком бумажном переплете, стоила всего 35 копеек.

Впрочем, у каждого времени есть свои преимущества, и нам сейчас оказались доступны такие материалы о жизни и службе нашего героя, о существовании которых Геннадий Петрович Лисов, можно предположить, даже и не подозревал…

Так вот, из книги Лисова мы узнаём, что Анна Александровна Александрова, старшая сестра Виктора, обычно рассказывала, что их отец, Александр Ильич Лягин, был простым железнодорожным служащим:

«Он рано потерял отца и уже с двенадцати лет начал сам зарабатывать — чернорабочим на железной дороге. Потом освоил профессию телеграфиста и постепенно дослужился до начальника станции. Это был трудовой человек…» {1} 1 Лисов Г. П. Право на бессмертие. Л., 1982. С. 8.

Сама Анна Александровна была женщиной серьезной и воистину легендарной личностью, так что то, что она рассказывала, не может не заслуживать доверия. Будучи старше Виктора на семь лет — она родилась в 1901 году, — Анна участвовала в Гражданской войне и по семейным преданиям была комиссаром бронепоезда. В 1922 году приехала в Петроград, здесь работала начальником отдела кадров открытого в городе на Неве в 1937 году Ленинградского филиала Центрального музея В. И. Ленина. Так что ее рассказ об истории семьи — это не просто какие-то смутные детские воспоминания, ибо с родителями она общалась в зрелом возрасте. К тому же, как опытный кадровик, Анна Александровна, думается, держала в памяти множество подробностей из биографий своих близких.

И все-таки мы рискнем подвергнуть ее рассказ сомнению: двенадцатилетний мальчишка — чернорабочий на железной дороге! Работа по 10–12 часов в сутки, постоянная физическая усталость, определенный, достаточно ограниченный круг общения в самых низах. Кажется, тут-то и покатится вся его жизнь по стальным рельсам, до самого своего конца: путевой обходчик, смазчик вагонов, стрелочник или, если повезет, то даже кочегар, ведь так называемые «движенцы» зарабатывали побольше, чем «путейцы»… Однако недавний чернорабочий вдруг становится телеграфистом. Позвольте спросить: каким же это образом? Ведь на должности почтово-телеграфных чиновников — так это официально называлось — принимались люди образованные, окончившие гимназии или городские училища, потому как их работа была связана с текстами, с документами, с техникой и к тому же была очень даже оперативной — бытовало выражение «с телеграфной скоростью». Для нее требовалось соответствующее, достаточно приличное образование: когда же и как юный Саша Лягин мог успеть его получить, трудясь чернорабочим? Насколько известно, «вечерних гимназий» — как в СССР вечерние «школы рабочей молодежи» — в Российской империи не существовало.