Георгий Агабеков - Секретная политика Сталина. Исповедь резидента

Хотя консул и приглашен был на чай, стол был заставлен винами и закусками. После нескольких рюмок коньяку официальный тон разговора стал исчезать, и консул оживился.

– Расскажите, господин консул, что-нибудь интересное об Афганистане. Ведь это – такая таинственная для нас страна, – попросил я, подливая вина.

– Я должен сказать, что я по национальности не афганец, а таджик. Вы, вероятно, слышали, что афганцы относятся враждебно к таджикам, но мне тут повезло, мальчиком семи лет я был взят покойным эмиром Халла-ханом [22]в Кабул и жил при дворе. Там я, собственно, и вырос. Затем эмир назначил меня консулом в Бомбей, где я прожил три года. Нынешний эмир Амала-хан [23]назначил меня генеральным консулом к вам в Ташкент. Вот и вся моя жизнь. Я не бывал в Европе и ничего не видел, кроме нашей страны, а у нас нет замечательных вещей, о которых я мог бы рассказать. Ни театров, ни синема [24]и вообще никаких развлечений, как в Ташкенте, – рассказывал консул.

– Кстати, – спросил он меня, – кто была эта высокая женщина в вашей ложе в прошлый раз в театре?

– Это – одна из моих хороших знакомых, – ответил я. – А что, она вам понравилась? Если хотите, я вас познакомлю с ней, – предложил я.

– Да, я с удовольствием познакомлюсь с ней, – ответил консул, и глаза его заблестели еще больше.

– Итак, господин консул, – начал Стырнэ после изрядного числа выпитых рюмок, – мы теперь с вами хорошие друзья. Вы знаете, что мы вообще любим афганский народ, который первый протянул руку большевикам, но дело в том, что за последнее время мы замечаем недружелюбные акты со стороны Афганистана. Так, например, басмачи, с которыми мы боремся, пользуются гостеприимством в Афганистане. Конечно, мы думаем, что это влияние англичан на некоторых членов вашего правительства, поэтому мы, считая вас нашим другом, хотели бы просить информировать нас о тех недружелюбных к нам распоряжениях, кои вам известны.

– А что вы можете мне предложить? – задал вопрос консул.

Мы переглянулись между собой, ибо вопрос был для нас неожиданным. Наконец, Стырнэ решил идти в открытую.

– Смотря, что вы можете нам предложить. Скажите, в чем конкретно вы можете нам помочь, и, я надеюсь, в условиях мы договоримся, – ответил Стырнэ.

– Я могу вас познакомить со всей секретной перепиской консульства и дам вам ключ к шифру между мною и Кабулом. Но взамен я прошу политической и материальной гарантии. Вы должны обещать мне через Наркоминдел право убежища в случае моего отказа вернуться в Афганистан, и, наконец, я прошу за все мои услуги десять тысяч рублей золотом, что, я думаю, для вас являются небольшими деньгами, – выкладывал консул свои условия.

Мы молчали. Что можно было ему ответить? Вопрос о праве убежища так же, как и вопрос о такой сумме, как 10 000 рублей золотом, мы были не вправе решать. Об этом нужно было просить разрешения высшей инстанции.

– Хорошо, мы обдумаем ваши предложения, и я думаю, что мы придем к соглашению, – ответил Стырнэ. Деловой разговор исчерпан. Побеседовав еще некоторое время о разных мелочах, консул уехал. Опять мы остались одни. Стырнэ задумчив, Уколов по-прежнему невозмутим.

– Да, дело нелегкое – достать такую уйму денег. Нужно будет вопрос согласовать с ЦК и с Наркоминделом, это займет недели две времени. Да и едва ли наши начальники согласятся на такую комбинацию. Однако посмотрим, – задумчиво сказал Стырнэ. – А вы, товарищ Агабеков, пока продолжайте агентурную разработку консульства, чтобы не терять даром времени, – обратился он ко мне.

Я сидел на конспиративной квартире с молодым таджиком, недавно приехавшим из Парижа. Это был мой тайный агент Хубан-шо, подружившийся с афганским консулом и информировавший нас о консульских делах. Хубан-шо был завербован отрядом особого отдела ГПУ. Там же ему преподали несколько лекций политической грамоты и зачислили членом коммунистической партии. Всего только три месяца, как он впервые в своей жизни спустился с горных вершин Гимала, приехав в Фергану, увидел поезд и автомобиль. Свидетели рассказывали мне, что когда Хубан-шо увидел движущиеся деревянные дома-вагоны без всякой посторонней помощи, то этот коммунист – авангард мирового пролетариата – испугался и убежал со станции в горы. Его с трудом поймали, привели обратно, объяснили, что тут нечистая сила ни при чем, а во всем виноват паровоз. Однако, несмотря на дикость, Хубан-шо обладал природным умом и сообразительностью, главное – он был хитер хитростью дикаря.

– Ну, как поживает твой сородич консул? – спросил я его.

– Ничего себе. Он ожидает вашего ответа на его предложение и удивляется, что так долго не имеет ответа. Сейчас в консульстве спокойно, дипломатические курьеры уехали, и консульство почти опустело, – докладывал он.

– Хубан-шо! Ты обещал принести мне план расположения консульских комнат и до сих пор не приносишь, в чем дело?

– План у меня давно готов, товарищ Агабеков, но я не умею чертить, – ответил Хубан-шо смущенно.

– Так давай ты будешь объяснять, а я начерчу, – предложил я. И мы подробно нанесли на бумагу план консульства.

– А что представляет из себя секретарь консула? – продолжал спрашивать я у Хубан-шо.

– Это пожилой афганец, который почти ничего не делает. У него имеется работа, лишь когда консульство готовит почту. Как только дипкурьеры уезжают, он свободен и редко бывает в консульстве.

– Где же он проводит время?

– Он живет с одной русской женщиной и почти все свободное время проводит у нее, – ответил Хубан-шо.

– Кто она такая? – спросил я.

– Не знаю. Она, кажется, портниха. Если нужно, я завтра узнаю о ней все подробности.

– Да, пожалуйста, завтра же узнай, кто эта женщина, где живет и, вообще, все подробности, – закончил я.

Прошло две недели. Уколов и я вновь собрались в кабинете у начальника КРО Стырнэ. Лицо его выражало явное недовольство.

– Ну, товарищи, как я и предвидел, по делу «Шапочка» нам отказали во всем. ЦК согласился отпустить на это дело только тысячу рублей золотом, но главное несчастье – с Наркоминделом, который категорически протестует против предоставления права убежища консулу. Уполнаркоминделом Михайлов назвал это дело авантюрой, которая может только испортить наши отношения с афганским правительством. Итак, в нашем распоряжении 1000 рублей. Я думаю, можно предложить и червонцы. Может быть, он согласится. Как вы думаете? – обратился Стырнэ к нам.

Уколов после короткого раздумья сказал:

– Нужно найти другой путь к документам консула.

– Я тоже того мнения, что нужно найти другой путь, – начал я, – ведь предположим даже, что мы уплатим нужные деньги и получим шифр. А где гарантия, что через месяц шифр не будет изменен, и мы опять останемся ни с чем? Что же тогда? Опять платить, что ли? Не говоря о том, что, возможно, консул откажется от 1000 рублей, и мы очутимся в неловком положении.