Георгий Агабеков - Секретная политика Сталина. Исповедь резидента

Я ему обещал, что место повара в консульстве будет числиться за ним еще месяц.

Однако постепенно новые правительственные чиновники, набранные из мелких лавочников и ремесленников, начали привыкать к власти и входить во вкус. Они начали подражать в своих привычках старым чиновникам и сводить личные счеты со своими врагами.

Лавочник, назначенный уполномоченным Министерства иностранных дел, однажды встретив консульского слугу на базаре, кричит ему:

– Эй, Вали Мамед, передай консулу, чтобы он приготовил сегодня чай, так как я приду с визитом.

Он где-то слышал, что на приемах у консула угощают чаем и печеньем.

Население к русским относилось очень хорошо, но когда до Маймене дошла весть, что советские войска проникли в Афганистан, то все, как один, решили идти на помощь правительству, чтобы изгнать неверных из родной страны. Начались спешные приготовления отрядов… но выступить не пришлось. Красные войска дошли только до Гейбака. В Москве Сталин, получив известие, что Аманулла, оставив Кандагар, ушел в Индию, распорядился немедленно вернуть назад отряд. Возвращаясь через Мазари-Шерифе, красные войска не забыли захватить с собой весь каракуль, имевшийся в наличии 1197757423 в складах этого города. Это была компенсация за расходы, понесенные советской властью по организации экспедиции. За время похода было 120 человек убитых и раненых в отряде и перебито до восьми тысяч афганцев.

Эта авантюра была предпринята Сталиным весной 1929 года, т. е. в середине второго года пятилетки, долженствующей привести СССР к социализму, к экономическому благосостоянию рабочих и крестьян.

Пусть каждый рабочий, каждый крестьянин спросит у Сталина, зачем ему нужно было втайне от народа и правительства поддерживать короля Амануллу – представителя помещиков и капиталистов, против носителя крестьянских чаяний – Бача-Саккау. Пусть спросят, на каких условиях Сталин согласился восстановить Амануллу на троне? Зачем он скрыл эту авантюру от советской власти? Не говорит ли это, что Сталин может готовить или уже готовит еще какую-нибудь авантюру за спиной трудящихся Советской России?

Уже больше месяца, как московская «Правда» начала вести подготовительную кампанию к предстоящей проверке и чистке Всесоюзной Коммунистической партии. Ежедневно усердные хранители чистоты партии помещали в газетах статьи с рецептами, как чистить партию, чтобы вычистить всех, кто ей не угоден. На всех собраниях и заседаниях также дискутировался вопрос о методах чистки. Почти все ГПУ было занято подбором и подготовкой материалов, компрометирующих того или иного члена партии. Сотрудники, встречаясь, говорили только о предстоящей чистке. Каждый только и думал о ней.

Иностранный отдел ГПУ также не являлся исключением и был взбудоражен предстоящим событием. Сотрудники нервничали, не зная, как, с какого конца начнется чистка. Нормальная работа отдела нарушилась. Однажды утром, придя на службу, я застал Кеворкяна сидящим над кучей книг по политике, экономике и истории партии, из которой он старательно делал выписки.

– Чем это ты занят, Коля? У тебя доклад, что ли? – спросил я.

– Какой там доклад! Он готовится к чистке, как к экзамену в институте. Боится, что его срежут, – насмешливо ответил за него Макарьян.

– Да, конечно, боюсь! Читал ты вчерашний номер «Правды»? Пишут, что нужно во время чистки обратить особенное внимание на непролетарский элемент и на выходцев из других партий, – обратился Кеворкян к Макарьяну. – А ты не боишься, что ли? Небось, каждый вечер зубришь дома политграмоту!

– Я думаю, что главное внимание во время чистки будет обращаться не на знания, а на то, насколько активен и полезен как коммунист. Ну, конечно, и социальное происхождение будет играть роль, – сказал я.

– Какой там! Вчера мне ребята рассказывали, как идет чистка в Комакадемии [166]. Задают самые заковыристые вопросы по всем отраслям марксистской литературы, – ответил Кеворкян.

– Ну, то в академии, на то они и учатся, чтобы знать. А по-моему, там их просто прощупывают, чтобы выяснить, нет ли у члена партии какого-либо уклона, – заметил Макарьян.

– Как все-таки странно, – сказал после некоторого раздумья Кеворкян, – сегодня ты член коммунистической партии, авангард мировой революции, борец, ответственный работник ГПУ, а завтра тебя за какую-нибудь ерунду исключат из партии, выгонят со службы, и ты попадешь в ряды обывателей, а то и в ряды контрреволюционеров.

– Будь спокоен, без серьезного повода не исключат, – сказал я.

– Что значит не исключат! Все в руках ЦКК. Недаром говорят, что самый знаменитый химик в СССР – это Сталин. Он может из человека сделать г… как он сделал с Троцким, и из г… человека, как он сделал из Микояна, – ответил Кеворкян.

День чистки в ГПУ приближался. Откуда-то сотрудники уже знали, что членами комиссии по чистке ГПУ будут члены ЦКК Сольц, Трилиссер и Филлер [167]. Узнали, что эта комиссия уже два раза заседала в кабинете Трилиссера и просматривала личные дела сотрудников. Что они уже выписали список лиц, подозрительных в партийном отношении. Настроение работников ГПУ становилось все напряженнее. Каждый про себя перебирал свои прошлые грехи и думал о своей судьбе. В конце концов, вопрос партийности, помимо всего, был вопросом хлеба, вопросом работы, ибо, будучи исключенным из партии, сотрудник должен был потерять и службу. Кто был опасен и вреден для партии, тот, естественно, был опаснее и вреднее в ГПУ, этом органе диктатуры ЦК партии, где сконцентрированы все секреты государственной жизни. Характерно отметить, что уволенных из ГПУ работников ни в какие другие учреждения не принимают. И вот почему. Во-первых, руководители разных учреждений думают, что раз человек служил в ГПУ, то у него остались там связи, через которые он будет информировать о недочетах учреждения. В результате аресты, неприятности. Затем, может быть, ГПУ нарочно демонстрировало увольнение, чтобы сильнее законспирировать работника, что часто практиковалось. Наконец, если ГПУ уволило своего работника, то оно же само препятствует поступлению его на другую службу. Чекиста в результате все избегают иметь на службе.

Наконец, был объявлен день проверки и чистки ГПУ. Комиссии должны были заседать сразу в нескольких отделах. В иностранном отделе комиссия состояла из члена ЦКК Филлера, начальника транспортного отдела Благонравова и какого-то красного профессора (фамилии не помню). Заседание устроили после занятий в одной из больших комнат иностранного отдела. За столом расположился Филлер, седой высохший и разлагающийся старик лет 65. Одетый подчеркнуто в грязные рубища, он с самого начала заседания недоброжелательно поглядывал на сотрудников ИНО, в большинстве побывавших за границей и сносно одетых. Благонравов и профессор сидели по сторонам от Филлера. Напротив комиссии сидели мы, сотрудники, на скамьях и стульях, собранных со всех комнат отдела.