Антон Первушин - Юрий Гагарин. Один полет и вся жизнь. Полная биография первого космонавта планеты Земля

Вернулся он возбужденный, стал делиться впечатлениями. Учебников в классе не было, но командир полка передал Ксении Герасимовне „Боевой устав пехоты“. По нему-то и овладевали грамотой. В одной комнате располагалось по два класса: сначала первый и третий. Заканчивались у них занятия – начинали учиться второй и четвертый. Ксения Герасимовна сразу же дала задание набрать гильз, чтобы по ним учиться счету, поискать в домах бумагу.

Многого школе не хватало. Даже так скажу: ничего не было. А учила Ксения Герасимовна ребят хорошо. Да и воспитывала по-настоящему. В школе (в доме Клюквиной) даже самодеятельность была. Участвовал Юра в хоре, поначалу пели ребятишки довоенные песни, а потом стали услышанные по радио разучивать. Поставили спектакль „Встреча с Героем Советского Союза“. Я ходила на этот утренник. Показывали, как в освобожденное от фашистов село возвращается раненый летчик, Герой Советского Союза. Его встречают родные, односельчане. Он расспрашивает, как они жили, рассказывает о боях, в которых отличился. Тут по радио сообщается: „Победа!“ Все кричат: „Ура!“ И мы, зрители, тоже закричали: „Ура!“»

Однако всеобщая разруха и бедность давали о себе знать. В начале лета в Клушине начался настоящий голод. Пока там стояла красноармейская часть, то местных подкармливали на солдатской кухне, но когда военные ушли, стало совсем плохо. Гагариных выручал запас ржи, сохраненный Анной Тимофеевной, и паек, который получал Алексей Иванович на службе в госпитале.

Сохранились воспоминания клушинского одноклассника Евгения Яковлевича Дербенкова: «После уроков приходилось помогать матерям в колхозе. Юра часто пас телят, а я свиней. После немцев повсюду было полно боеприпасов. Ходили мы в Вельковский лес с мальчишками, разряжали потихоньку снаряды. Как? А очень просто: сядем верхом на снаряд, в руках зубило, молоток, бьем, потом отвинтим головку. Как-то на плесе решили взорвать. Кроме меня, в этой затее участвовали Юра Кулешов, Коля Белов, Юра Гагарин и Толя Гольцов. Насыпали полную фуражку пороху… Удивительно, как уцелели!» Знакомая картина. Те, кто жил в СССР, прекрасно помнят, что дети подрывались на старых снарядах, валявшихся в лесах, вплоть до начала 1980-х годов. Но Юре и его одноклассникам снова повезло.

Хотя в районе действовало военное положение, Анна Тимофеевна решилась съездить к родственникам в Москву. Николай Иванович, дядя будущего космонавта, и его жена Мария Михайловна встретили ее радушно, прикупили гостинцев на Тишинском рынке: хлеб, сахар, мыло, подсолнечное масло, «петушки на палочке».

Из эвакуации вернулся в Клушино и другой дядя – Павел Иванович. Пришел вместе с поредевшим и отощавшим колхозным стадом. Из-за отсутствия техники и лошадей стадо использовали в качестве тягловой силы на пахоте. В Гжатск привезли семена для колхозов. Автомобилей тоже не было, поэтому деревенским женщинам пришлось ходить за ними – 12 км в одну сторону. Постепенно Гагарины восстанавливали хозяйство: получили теленка, поросенка, козу, потом смогли купить корову. Так и пережили тяжелейший 1943 год.

В сентябре Юра пошел во второй класс. Учился очень прилежно, понимая, видимо, что помощи в образовании ждать неоткуда. Живой ум помогал ему схватывать всё на лету: одноклассники подтверждали, что контрольные работы он сдавал раньше остальных, а стихи запоминал с первого раза.

В 1944 году наконец-то пришли вести от старших детей. Сегодня вокруг их судьбы много путаницы, поскольку достоверных сведений не сохранилось. Встречаются совершенно невероятные заявления: например, что Зою Алексеевну вместе с другими русскими девушками «гнали в Гданьск топить», – версия выглядит нелепо, поскольку для уничтожения советских граждан гитлеровцы не прибегали к столь экзотическим методам.

Реальность была, конечно, прозаичнее. В интервью, которое дала Зоя Алексеевна английским исследователям Пирсу Бизони и Джеми Дорану, приоткрыт краешек правды. Старшие дети Гагариных действительно оказались в Гданьске и были направлены в трудовые лагеря. Зоя вспоминала: «Мне приходилось каждую неделю обстирывать сотни немцев. Мы кое-как перебивались, но они были хозяева, а мы – рабы. Они всё могли с нами сделать – могли убить, а могли оставить жить. Нас всё время мучил страх, а выглядели мы как оборванные золушки, кожа да кости, одни локти торчат. Обуви у нас не было, иногда мы находили солдатские сапоги, но они были для нас слишком большими. ‹…› Немцы селили нас в разрушенных домах, после того как выгоняли оттуда тех, кто там жил». Когда началась эвакуация лагерей на запад, в неразберихе сначала Валентину, а потом Зое удалось бежать. Они, конечно, стремились домой, но командование подразделений, на которые они вышли, по-другому распорядилось их дальнейшей судьбой. Валентина призвали в армию и после обучения он стал башенным стрелком на танке «Т-34»; в 1945 году был награжден медалями «За отвагу» и «За Победу над Германией». Зою с учетом ее колхозных навыков направили служить помощницей ветеринара кавалерийской части.

После Великой Победы отца семейства демобилизовали, но он решил остаться в Гжатске. Современный исследователь Владислав Иосифович Кац выдвинул в статье «О чем молчал Гагарин-старший» (2010) гипотезу, что Алексею Ивановичу было неудобно возвращаться в Клушино из моральных соображений: дескать, во время войны он сотрудничал с оккупантами и у его односельчан, приходящих с фронта, могли возникнуть к нему серьезные вопросы. Думается, причина всё же в другом (на оккупированных территориях всякое случалось, и демобилизовавшиеся это прекрасно понимали). Мы помним, что Гагарины еще в конце 1930-х годов собирались перебраться в город, а теперь причин для переезда прибавилось: поселок был разорен, жить там стало голодно и холодно. Кроме того, служа в Гжатске, Алексей Иванович сумел показать местным жителям свои таланты в качестве строительного рабочего с навыками каменщика, плотника, столяра и слесаря – в городе, который был почти полностью разрушен, такие специалисты весьма ценились.

Обратимся к мемуарам Анны Тимофеевны:

«Под новый, 1946 год перебрались мы в Гжатск. Построили на выделенном участке по Ленинградской улице небольшой, временный домик, стали готовиться наш деревенский перевезти. ‹…›

Более двадцати лет была я к тому времени замужем за Алексеем Ивановичем, но вот начинал он новое дело, к которому, кажется, подступиться невозможно, и я невольно любовалась им, как, бывало, в молодости: до чего же у него всё складно да ловко получалось! Так и с переездом на новое место. Решили перебираться, я похолодела: сколько забот, трудов, мороки! Подумать боязно – с насиженного места стронуться! Алексей Иванович успокаивает: