Антон Первушин - Юрий Гагарин. Один полет и вся жизнь. Полная биография первого космонавта планеты Земля

Сегодня у меня первая встреча с новыми курсантами. Буду им читать курс теории и конструкции реактивных двигателей.

Порядок встречи преподавателя в классе четкий, военный, установлен, как говорится, раз и навсегда. Он сразу настраивает всех на деловой лад.

Только открываю дверь и перешагиваю порог, как старшина классного отделения подает команду:

– Встать, смирно!

Выходит вперед, останавливается передо мной и громко рапортует:

– Товарищ подполковник! Классное отделение прибыло для занятий по авиадвигателям. По списку 25 человек, присутствуют все. Старшина отделения курсант Гагарин!

Пока курсант Гагарин рапортует, я успеваю его разглядеть.

Симпатичный парень среднего или даже немного ниже среднего роста. Лицо строгое, с правильными чертами, но совсем еще юное, с характерными ямочками в углах губ. Волосы острижены под короткую прическу. Ясные голубовато-серые глаза глядят смело. Звонкий голос и открытый взгляд производят приятное впечатление. Он по-военному подтянут, устремлен вперед, весь его вид выражает готовность немедленно приняться за дело. Внешний вид безукоризненный – гимнастерка с начищенными блестящими пуговицами и приколотым комсомольским значком тщательно отглажена и расправлена спереди под ремнем, все складки собраны назад. Из-под застегнутого воротника белоснежной черточкой выступает кромка подшивного воротничка.

Мне известно, что старшиной классного отделения назначают самого дисциплинированного курсанта, но не просто исполнительного тихоню, а обладающего организаторскими способностями и пользующегося авторитетом среди товарищей. Ведь старшина – это командир, руководитель всей группы. Естественно, что из всех курсантов преподаватель прежде всего и лучше других запоминает старшину.

Здороваюсь:

– Здравствуйте, товарищи курсанты!

Дружный ответ:

– Здравия желаем, товарищ подполковник!

Прохожу к своему столу, подаю команду:

– Вольно!

Старшина командует:

– Вольно! Садись!

Первый урок можно начинать.

Рассматриваю курсантов, сидящих за столами. Странное дело, но на первый взгляд все курсанты кажутся почти одинаковыми. Этому впечатлению способствует единая форма одежды. Однако я уже знаю из предыдущего опыта, что по мере дальнейшего знакомства эта „одинаковость“ распадется, у каждого выявится своя индивидуальность. Обнаружится, что один – парень деловой, активный; другой – с ленцой или с хитринкой; этот медлительный, невозмутимый; тот – невыдержан, вспыльчив. Да и по способностям быстро произойдет разделение в глазах преподавателя.

Курсанты, конечно, с не меньшим интересом разглядывают своего преподавателя. Складываются первые впечатления. ‹…›

Ярко запомнился мне также один случай, касающийся лично Гагарина. В училище после основных уроков курсантам предоставлялись два часа для самостоятельной подготовки. В эти часы преподаватель заходил в класс по мере необходимости, главным образом для контроля занятий или помощи отдельным курсантам.

Однажды во время самоподготовки я открыл дверь своего класса, заглянул внутрь и страшно возмутился. Курсанты сидели небольшими группами и в одиночку, занимаясь различными учебными делами. Всё это было обычным для самоподготовки, обычным был и негромкий шум что-то обсуждающих голосов. Но в классе был табачный дым! Войдя в класс и оглядевшись, я увидел, что источник дыма находится здесь же. За крайним столом стоял Гагарин, в одной руке он держал какой-то агрегат двигателя, а в другой – дымящуюся папиросу. Мое возмущение было вполне объяснимо, не говоря уже о том, что курение в классе было, конечно, запрещено, я знал, что из курсантов мало кто курит, знал, что до этого не курил и Гагарин.

– Что это значит?!

Вопрос задал таким тоном, что дополнительных разъяснений не требовалось. В классе наступила полная тишина. Я увидел, как Гагарин покраснел, но это не была краска смущения ученика, застигнутого врасплох. Лицо его выражало обиду и даже рассерженность человека, которого не поняли и отвлекли от интересного дела. По этой причине он ответил на вопрос не сразу:

– Товарищ подполковник, я изучаю топливный насос двигателя.

– Я вас не об этом спрашиваю. Я спрашиваю о папиросе!

– Так ведь в насосе много разных каналов просверлено, они во все стороны извиваются, на свет их не увидишь, какой куда идет. Вот я дымом их и проверяю – в одну дырочку дунешь, и сразу видно, куда от нее дым выходит…

Понятно, что положение преподавателя в этот момент оказалось затруднительным. Своим объяснением Гагарин показал, что гнев мой был напрасен. С другой стороны, формально я был прав. Нужно было как-то выходить из создавшегося положения и притом быстро, так как тишина в классе приобретала, вопросительный „характер“ – курсанты с любопытством ждали моего ответа.

– Ну, вот что. Если уж вы хотите таким методом изучать прохождение каналов, то вам следует взять с собой насос в курительную комнату. А в классе откройте форточки!

– Слушаюсь, товарищ подполковник!

Инцидент был исчерпан.

Для Гагарина такая дотошность и желание любой ценой разобраться в заинтересовавшем его вопросе были очень характерны. Но вместе с тем он, конечно, не был „сухарем“, погруженным по уши в изучение наук. Как и все курсанты, он любил поболтать о разных событиях из учебной и неучебной жизни, любил пошутить и понимал юмор».

История из тех, что нарочно не придумаешь. И сквозь рассказ преподавателя проступает тот самый, живой и настоящий, Юрий Гагарин, которого еще не успел заслонить искусственно выхолощенный образ, придуманный советскими пропагандистами.

Помимо учебы, курсантам приходилось готовиться к параду войск Оренбургского гарнизона, запланированный на 7 ноября. Парад прошел успешно, и на следующий день пятая эскадрилья получила отпускные документы, Юрий выехал домой в Гжатск. Ему многое необходимо было обсудить со своими родителями, в том числе и вопрос предстоящей женитьбы.

Главной любовью Юрия Алексеевича Гагарина со времен аэроклуба, конечно же, была авиация. Но, как мы уже отмечали, монахом он не был и довольно рано начал заводить отношения с девушками: одно другому совсем не мешает.

Его советские биографы «щекотливую» тему либо обходили стороной, либо сочиняли романтические истории, достоверность которых трудно проверить. Постсоветские, наоборот, стараются отыскать и предъявить публике «пикантные» подробности. Например, Владимир Россошанский в книге «Феномен Гагарина» (2001, 2011) посвящает им целую главу «О любви», цитируя каких-то странных женщин, претендующих на то, чтобы считаться «близкими подругами» космонавта (при этом очевидная несогласованность их историй с известными фактами из жизни Юрия Алексеевича никого почему-то не смущает). Лев Данилкин в своем «Юрии Гагарине» не только скрупулезно собрал все слухи и домыслы на эту тему, которые смог разыскать в прессе, но и заявил, что как раз они «представляют особый интерес» в отличие от «скучной» техники. Вроде взрослый человек, а интересы, как у подростка, извините.