Шэннон Фаулер - Путешествуя с призраками.

На следующее утро Полина с подругой позвали меня в холл. Они аж подпрыгивали, тыкая пальцами в телеэкран.

– Ой, здорово, здорово! Наконец-то ты объяснишь нам слова этой песни! Пожалуйста, ты можешь рассказать, о чем она поет? Что она имеет в виду?

Я повернулась и узрела на канале MTV Дженнифер Лопес в ярко-розовом бикини, катающуюся на яхте с Беном Аффлеком. На пару секунд прислушалась.

– Э-э, значит, так. Она говорит: «Не ведись на мои камушки. Я все та же, все та же самая Дженни с района».

– Но что это значит? Что это за «камушки»? А «район»? – наперебой спрашивали девушки, глядя, как Джей Ло пляшет и резвится, полуголая, вся в красной помаде и мехах.

– Ну, «камушки» – это бриллианты. И она пытается сказать, что, хотя у нее теперь полно денег и украшений, она по-прежнему остается той девчонкой, что выросла в бедных кварталах Нью-Йорка, то есть «на районе».

– Хм-м… – кивнула Полина и на миг умолкла. И тут же снова залилась смехом.

В Болгарии до меня стали доходить новости с родины, и дело было не только в MTV , которое не выключалось в хостеле «София» круглые сутки. В последнюю пару недель я получила официальное одобрение моей должности как приглашенного сотрудника Мельбурнского университета на 2003 год, подала документы на австралийскую студенческую визу и написала рекомендательное письмо для одного из волонтеров с острова Кенгуру.

Я чувствовала себя совершенно не готовой возвращаться к диссертации. Я вообще не могла представить, буду ли когда-нибудь готова к этому. Деньги не были проблемой. Я привыкла к бюджетным путешествиям, и растягивать имеющиеся сбережения оказалось легче, чем я предполагала. Но если я собиралась получить ученую степень, то время для этого было ограничено. Я уже пропустила один сезон наблюдений, и 55 молодых морских львов, за которыми я следила с рождения, будут продолжать развиваться – со мной или без меня. Вскоре матери отлучат их от себя, и они начнут сами промышлять на просторах огромного Южного океана, соединяющего в себе воды Атлантического, Индийского и Тихого океанов ниже шестидесятой параллели.

С момента прибытия в Будапешт почти три месяца назад я несколько раз переносила сроки отъезда из Восточной Европы и больше откладывать не могла. Я пыталась утешаться мыслью о том, что после рейса из Софии у меня еще останется пара дней во Франкфурте, неделя на Мальте и больше двух недель в Испании.

Я думала, что если сумею заставить себя соприкоснуться с водой на одном из маленьких мальтийских островков в Средиземноморье, то, может быть, сумею снова погрузиться в морскую биологию. С Мальты я полечу в Мадрид, где встречусь в канун Рождества с мамой, чтобы можно было не праздновать Рождество в кругу семьи, а потом мы обе вылетим из Барселоны обратно в Калифорнию. Всего через пару недель после этого мне нужно будет одной уехать в Мельбурн.

У меня оставалось только пять дней в Болгарии. Мы с Саймоном обменялись адресами электронной почты и номерами телефонов, и в последний вечер в Софии он оставил на моей койке в хостеле записку, нацарапанную на рекламном картонном кружке от пива «Каменица»: ШЭННОН, РАЗБУДИ МЕНЯ ПЕРЕД ОТЪЕЗДОМ, НО НЕ СЛИШКОМ РАНО ☺ ЕСЛИ НЕТ, ПОЗВОНЮ ТЕБЕ В АВСТРАЛИЮ СЧАСТЛИВОГО ПУТИ, САЙМОН. P. S. ПРИЯТНО БЫЛО ПУТЕШЕСТВОВАТЬ С ТОБОЙ ☺

Но перед этим, в один из наших последних совместных дней, мы с Саймоном и еще тремя туристами отправились в Копривштицу, крохотную деревушку в горах Средна-Гора, названия которой не мог произнести ни один из нас.

Поезд из Софии уходил на восток ровно в восемь утра, и когда мы пробирались к вокзалу морозным – минус 15 – утром, это было точно как на картине Брейгеля «Слепой ведет незрячего».

Мы с Саймоном с грехом пополам пробивались сквозь кириллические надписи, и в то утро наша компания включала также двух парней из Франции – «Френчи номер раз» и «Френчи номер два», как их прозвали девушки из хостела, – и одного японца. Никто из нас не говорил на наиболее распространенных в Болгарии языках, русском или немецком, и даже я с трудом понимала попытки парней вести по-английски переговоры по поводу покупки билетов на поезд или чашки кофе. Мое знакомство с «Френчи номер раз» началось с неловкости и недопонимания, когда он пожелал узнать, не норвежка ли я, а мне послышалось, что он спрашивает, девушка ли я.

Два часа дороги в поезде я провела, трудясь над дневником, а когда мы прибыли в Копривштицу, она оказалась похожа на деревеньку из стеклянного снежного шара. Крутые мощенные булыжником дорожки вились между старыми деревянными домами, сосульки свисали с низких красночерепичных крыш, каменные мостики горбили спины над замерзшими речушками. Снежинки кружили в воздухе тихих улочек, и все устилал белый покров.

Идти по обледенелым неровным булыжникам было трудно, и мы с парнями выбрали маршрут вдоль рядов домов и замерзших берегов реки Тополницы. Лошади, мимо которых мы проходили, с фырканьем выдыхали облачка пара и били копытами. Когда пальцы на руках и ногах окончательно занемели от холода, мы пошли обедать.

Меню в захудалой механе , или таверне, было снабжено английским переводом, но он оказался скорее развлекательным, чем информативным. Там обнаружились такие шедевры, как «Курица полный рот», «Мозги лесной тип фирменный» и «Кусок мертвой маленькой коровы с легендой». Я заказала «Набитый жареный с сыром», «Яйцо на крыше» и пиво «Загорка».

Это оказался один из лучших обедов за все время моего пребывания в Болгарии. С изысками, сотворенными матерью Анат, конечно, не сравнить, но уж точно лучше всего, что довелось пробовать за несколько недель. «Набитый жареный с сыром», или кашкавал пане , оказался жареным в панировке сыром – хрустящим, тягучим, соленым и обжигающе горячим. Это блюдо стало одним из обязательных для меня в Восточной Европе, ибо тело мое при низких зимних температурах тосковало по теплому утешению калорий и жиров.

Когда прибыло «Яйцо на крыше», его подали в красном глиняном горшочке. Под крышкой обнаружилась булькающая смесь помидоров, перцев, лука и пряных острых колбасок, на которую была вылита пара яиц, и все это густо посыпано темной копченой паприкой. Земляная сытность этой еды уравновешивалась прохладной солодовой сладостью пива.

Я подчистила тарелки до крошки. Вдобавок к теплу, которое обеспечивали калории, я также выяснила, что еда и сон для меня до определенной степени взаимозаменяемы. Потеряв аппетит, я могла возместить энергию более продолжительным сном. Или, как случалось чаще, частично компенсировала безжалостную бессонницу и беспокойные ночные кошмары, увеличивая количество еды.