Гарри Бардин - И вот наступило потом…

— Я хотела Вам помочь.

В этот момент мне хотелось провалиться под землю. Мне никогда не было так стыдно. Власть хотела опустить меня до уровня скота. И я стал скотом. Страждущим по советской власти рекомендую эту главу прочесть еще раз.

Детских садов поблизости не было. Старушка-соседка Елена Филипповна согласилась присматривать за сыном. Удивляло только одно: с нами он был живой и непоседливый, а с няней ходил рядом, как приклеенный. Оказалось, что она его пугала волками и разбойниками.

Однажды я застал его за игрой в войну. Я попытался объяснить трехгодовалому Паше, что в войне нет ничего хорошего. Дети теряют родителей, сестры — братьев, братья — сестер. На что Паша, закатив мечтательно глаза, ответил:

— Я хочу, чтобы началась война, и чтобы я навсегда потерял няню Елену Филипповну.

Потом я узнал, что есть хороший садик на Нижней Масловке, ведомственный, для художников. И еще мне стало известно, что если ребенок там пробудет две недели, то никто уже не посмеет его оттуда выгнать. Я пришел к директрисе детского сада, представился художником. Документы у меня никто не спросил. Сказал, что лечу в Баку, чтобы писать портрет Гейдара Алиева, и прошу только на две недельки определить сына в садик. Сын был пристроен, а портрет у меня никто не спросил. Ни в саду, ни Алиев. Пишу об этом потому, что для меня это был нетипичный случай. Как говорится, не мое.

Однажды мне позвонил Аркадий Хайт, один из авторов «Ну, погоди!». Сказал, что у него ко мне дело. Приехал шумный, хохочущий, энергичный. В ту пору у меня уже была машина «Жигули». Аркаша взял быка за рога:

— Хочешь иметь непробиваемые корочки?

Я ответил:

— Конечно, хочу.

— Тогда мы пишем с тобой сценарий для ГАИ СССР, а ты снимаешь сериал. И все! Непробиваемые права у нас в кармане.

И мы пошли на встречу с главным чиновником ГАИ — генералом бронетанковых войск Лукьяновым. Генерал оказался высоким, красивым и умным. Принесли водку и закуску. Мы выпили с Лукьяновым, после чего он попросил принести ему молока и рассказал, чего он ждет от нас. Чтобы сделали смешной сериал про инспектора ГАИ, но так, чтобы в ГАИ потянулись умные, молодые и порядочные люди. Задача, на мой взгляд, была невыполнимая, но ради непробиваемых корочек мы взялись. Написали сценарий. Дали прочитать Лукьянову. Ему понравилось. Я запустился с фильмом. Но пока я снимал кино, Лукьянова сняли с поста. И принимал у меня картину не огромный Лукьянов, а маленький и плюгавый полковник Акопов. Человек без юмора.

В начале фильма мы видим двуспальную кровать, на которой спит инспектор. Ночь нарушают гудки грузовика. Инспектор выскакивает из-под одеяла, свистит в свой свисток, а из-под второго одеяла выскакивает мотоцикл, на котором милиционер сигает в окно за нарушителем. Акопов это перенести не мог.

— Почему все мужики спят с бабами, а ваш инспектор — с мотоциклом? Нет, подобные издевательства над милицией невозможны. Мы (это он про себя) кино не принимаем.

Плакали непробиваемые корочки. Больше никогда не пытался что-то делать в обход. Не мое.

Я еще застал атмосферу киностудии, когда каждый новый нарождающийся фильм был предметом радости и гордости всего многочисленного коллектива. Тогда на студии трудилось около 600 человек. Одна из самых крупных студий Европы. По коридорам студии ходили классики: И. Иванов-Вано, Ф. Хитрук, Л. Атаманов, Полковников, сестры Брумберг. Уровень мультипликации был очень высок. На студии работали такие ассы-мультипликаторы, что им по плечу были самые сложные актерские сцены.

Когда печаталась первая копия фильма, всех приглашали в Большой зал. Каждый из сидящих в зале считал фильм своим, потому что по технологии производства фильм проходил все стадии от мультипликата до фазовки-контуровки, заливки и протирки фаз. Поэтому каждый прикладывал к этому фильму свою руку. Но мозговым центром, конечно, была съемочная группа, где верховодил режиссер и его команда.

В какой-то момент мне решили перекрыть кислород с написанием сценариев. Как сказал мне директор: «По своему сценарию и дурак снимет». Он предложил мне сценарий А. Иванова «Приключения Хомы». Я сделал фильм по чужому сценарию. Но хотел снять «Дорожную сказку» — о любви двух машин. Сценарный отдел не пропускал. Предлагали сделать из него фильм о правилах дорожного движения. Я не соглашался. И тогда директор предложил мне сценарий А. Симукова «Летучий корабль». Я прочитал и остался равнодушен. Директор, уже заплативший автору, настоятельно просил прочитать еще раз. Я прочитал и, оттолкнувшись от довольно скучного сценария, стал придумывать совсем другую историю, причем мюзикл. Придя к директору в очередной раз, я сказал, что возьмусь за этот сценарий при одном условии: что я все перелопачу и сделаю мюзикл.

— Да делайте, что хотите! — сказал директор. — Деньги за него уже заплачены.

Я познакомился с автором А. Симуковым. Рассказал ему о своем видении фильма. На что А. Симуков отреагировал так:

— Делайте, что хотите, все равно я Вас в соавторы не поставлю.

Я понял, что на этом пути не будет ни денег (все заплачено) ни славы (в соавторы не попадаю), но, тем не менее, остановиться я уже не мог. Придуманный Водяной, Бабки-Ежки требовали своего выхода.

И тогда я собрал хорошую компанию. Познакомился с Максимом Дунаевским, чья мелодия «Пора-пора-пора-дуемся…» из «Трех мушкетеров» звучала на каждом углу. И пригласил Юрия Энтина. Сочинялось в этой компании легко и весело. Раскованность и свобода повествования меня и сегодня удивляют. Поэтому, наверно, фильм не стареет. И сегодня дети воспринимают то, что сделано более тридцати лет назад.

Тогда мы это делали вопреки. Поехали с Максимом Дунаевским в Полтаву, где записывали фонограмму фильма. Максим мне обещал, что запишем за три дня. Не успели. Переехали вместе с ансамблем «Фестиваль» в Днепропетровск. Там я пробил студию для записи на телевидении. Жили табором в одном номере дешевой гостиницы. Когда дежурная по этажу обратила внимание, что нас много, а прописаны в номере только трое, я отвел ее в сторону и вкрадчиво сказал, что так и надо, потому что выполняем особое задание, представился майором КГБ, и, показав на Максима, представил его, как моего помощника — капитана. Дирижер Дима Атовмян ради красного словца был произведен в старшие лейтенанты. Старая стукачка гостиницы сразу прониклась ко мне доверием.

— Да живите, сколько хотите, товарищи. Если что, я здесь…

Четыре дня нас терпело днепропетровское телевидение и гостиница. И, наконец, фонограмма была записана, и мы вернулись в Москву, где записали вокальное наложение. М. Боярский и Т. Шабельникова спели заглавные партии. Водяного спел легендарный Папанов, а Бабок-Ежек спели вокалистки из хора В. Минина.