Майкл Массимино - Астронавт. Необычайное путешествие в поисках тайн Вселенной

— Я расслабляюсь, — сказал я и перешел к своему злобному взгляду. Потому что именно так я натренировался расслабляться.

— Сэр, расслабьте глаза, — снова сказала она. — Мы не получим точных данных, если вы этого не сделаете. Сэр, мне нужно, чтобы вы расслабились. Сэр?

Она никак не могла угомониться. Она все повышала голос. Внутри я ощущал, что теряю терпение. Мне хотелось что-нибудь расколотить. Мне хотелось заплакать. Мне хотелось завопить: «Леди! Вы и понятия не имеете, что здесь сейчас происходит! Вы понятия не имеете, сколько времени и нервов я потратил! Сейчас вся моя жизнь на кону! Под ударом моя детская мечта, которая появилась, когда я, семилетний, играл на заднем дворе, так что вам лучше бы заткнуться!»

Конечно, я ничего этого не сказал. Я кивал, соглашался и прилагал все усилия, чтобы не обращать на нее внимания, но в конце концов она начала нервничать.

— Сэр! Сэр! Остановите проверку! Остановите! Вы не можете так делать!

Наконец Боб Гибсон услышал нас, подошел и спросил, что здесь происходит.

— Он не расслабляет глаза, — пожаловалась девушка. — Он не соблюдает протокол испытаний.

Боб остановил исследование и отвел меня в кабинет. Он сказал:

— Майк, что у вас еще осталось на этой неделе? Почему бы вам не прийти в мой кабинет прямо с утра в четверг, и я проведу тест сам.

Боб видел, что я измотан, и хотел дать мне шанс пройти проверку на свежую голову и с расслабленными глазами. Я внес в расписание нашу встречу в четверг и ушел, чувствуя, что очень огорчен всем случившимся.

В среду у меня было второе собеседование с комиссией по отбору астронавтов. Джон Янг снова сидел во главе стола, но там было и несколько новых лиц. Я прошел собеседование хорошо и мог определенно сказать, что всем понравился, но оставался миллион причин, по которым меня могли не взять: я был в совершенно другой группе кандидатов по сравнению с прошлым разом, они могли нанять парня, знающего робототехнику получше меня, и так далее. И я все еще мог провалить проверку зрения, и тогда ничего из этого не имело бы никакого значения.

Наступило утро четверга. Я пришел в кабинет Боба Гибсона, чувствуя себя на удивление спокойно и мирно. Я сделал все, что было в моих силах, чтобы стать пригодным для этой работы, и в тот момент больше ничего сделать не мог. Пройду я проверку зрения или нет, я все равно смогу сказать, что приложил все усилия.

Иначе говоря, я действительно хотел ее пройти.

Боб открыл дверь, пригласил меня войти и сказал:

— Знаете что, Майк? Если вы расслабитесь и настроитесь на положительный результат, уверен, что вы все сделаете хорошо.

Он усадил меня на стул у аппарата колец Ландольта и начал проводить тест. Я сделал глубокий вдох и включился в работу. Когда я закончил, Боб показал мне результаты.

— Поздравляю, Майк! — сказал он. — Вы сделали это!

Я сидел в ступоре. Я не мог в это поверить. Я поднял взгляд на Боба, и в моих миопийных, но теперь признанных годными глазах стояли слезы.

— Я прошел? — переспросил я. — Я могу позвонить жене и сказать ей, что прошел?

Боб кивнул. Думаю, ему показалось, что я собираюсь расцеловать его.

Это казалось невозможным, таким невероятным — но все сработало. Сработало! Это было чудо. Я чувствовал даже большее облегчение, чем в тот день, когда сдал квалификационный экзамен. Потому что сдача того экзамена была вполне в пределах возможного. А заставить свои глаза видеть лучше, чем обычно, — это из области фантастики. Это доказывает, что в жизни нет препятствий, которые нельзя бы было преодолеть.

На следующий день я пришел в кабинет Райнера Эффенхаузера, чтобы узнать результаты своего медицинского обследования.

— Все в порядке, — сказал он. — Теперь уезжайте. Держитесь подальше отсюда, пока ни у кого не появилось возможности вычислить, что с вами что-нибудь не так.

Я вернулся в Атланту и стал ждать. На тот момент мне больше ничего не оставалось, кроме как настраиваться на положительный результат, поэтому я сосредоточился на том, как обжиться в Технологическом институте Джорджии. Преподавательская работа давала мне возможность больше времени проводить с детьми. Габби стала ходить в детский сад, и я почти всегда отвозил ее туда, а потом забирал домой. Я гулял с коляской, в которой лежал Даниэль. Я готовил детям завтрак по утрам и читал им сказки вечером. Я скучал по Хьюстону, но, возможно, было лучше находиться подальше от него, пока мне приходилось ждать. Я мог держать свои ожидания в узде и не давать себе попасть в зависимость от них. У меня появился редкостный шанс побыть со своими детьми, и я не променял бы его ни на что в жизни.

К январю я знал, что прошел предпоследний отбор. Управление по делам личного состава США начало проверку моих биографических данных. Они звонили всем: членам семьи, коллегам, воспитательнице в детском саду. Они добрались до всех.

В ту неделю, когда я проходил собеседования, я познакомился с Марком Келли. Он был пилотом военно-морских сил, и, пока мы ждали, они вместе с другими флотскими кандидатами составили список электронных адресов, чтобы мы могли обмениваться информацией о ходе отбора. Марк был так любезен, что внес в этот список и меня. По электронке передавали слухи, сплетни, фантазии. Мы все пытались гадать на кофейной гуще и жаждали каждой крохи информации, какую только могли получить.

Наступило 19 апреля. Была пятница. Мне пришло электронное письмо от флотского инженера по летным испытаниям. Она звонила в Хьюстон, чтобы что-то уточнить, и ей сказали, что все звонки, положительные и отрицательные, будут сделаны в понедельник утром. Едва прочитав это письмо, я выключил компьютер, вышел из кабинета и отправился на прогулку. Я не мог сидеть на месте. Должно быть, я гулял несколько часов, а мои мысли бежали впереди меня.

Все, что я мог сделать, — это живым и здоровым пережить эти выходные. Я возился с домашними делами, старался постоянно чем-то занять себя, но почти все время переживал по поводу звонка. Мне было 33 года. На протяжении практически всей прошедшей жизни ответом на главный вопрос неизменно было «может быть». В понедельник утром я должен был услышать «да» или «нет», но в любом случае моя жизнь уже никогда не станет прежней. В воскресенье вечером я укладывал Даниэля спать. Ему недавно исполнилось девять месяцев, и я помню, как смотрел на него и говорил: «Завтра мы узнаем, станет ли твой папа астронавтом».

В понедельник утром я взял на работе выходной. Если новости будут плохими, я не хотел плакать за столом в своем кабинете. Я хотел сидеть дома и быть готовым ответить на звонок, когда он прозвучит. Поэтому, естественно, я был в туалете, когда зазвонил телефон. Карола подошла к двери и сказала: