Майкл Массимино - Астронавт. Необычайное путешествие в поисках тайн Вселенной

— О, ради всего святого! — воскликнул я.

Мы с Буэно переглянулись, одновременно подумав: «Что еще могло пойти не так?» К счастью, проблема была незначительной. Либо батарея в инструменте разрядилась, либо мы вчера по ошибке зарядили не ту батарею, но запасная батарея находилась в воздушном шлюзе, и в любом случае мне нужно было пополнить запас кислорода в скафандре, поэтому мне предстояло еще одно путешествие через грузовой отсек.

Когда я возвращался, случилось две вещи. Во-первых, вышло солнце. Холод и темнота ушли, и все вокруг стало теплым, сверкающим и ясным. Во-вторых, пробираясь по этой тропе и выглядывая за край шаттла, я осознал, что больше не боюсь. Я столько раз проходил здесь, что извилистый путь уже не был для меня таким извилистым. Я понял, что мои сомнения и страхи были совершенно беспочвенными. Я был специалистом по ВКД. Я отлично подходил для этой работы. Они выбрали правильного парня, который мог все сделать. Потому что быть подходящим человеком не значит быть идеальным. Это значит уметь справиться со всем, что тебе подбросит жизнь. Я столкнулся с самым ужасным ночным кошмаром любого астронавта и с помощью своей команды вытащил себя из него. И если бы эта проблема с ручкой не возникла, я бы никогда и не узнал столько о себе.

Я проскользнул по борту шаттла, поставил в инструмент новую батарею, наполнил свой баллон кислородом и, подобно супергерою, вернулся обратно — ремонтировать телескоп. И мы это сделали. Мы споткнулись на паре кочек, но остаток дня все катилось по своим рельсам. Винтики выкручивались, панель снялась, старый блок питания был вытащен наружу, а новый помещен внутрь, и мы все закрыли.

Как только мы закончили, команда из Центра Годдарда провела тест, чтобы понять, заработал ли регистрирующий спектрограф. Он работал. Все начали поздравлять друг друга, «давать пять» и говорить: «Отличная работа» и «Молодцы!». Я почувствовал, как огромный груз свалился с моих плеч. Затем, в то время как всеобщее ликование все еще продолжалось, я взглянул на свою перчатку и кое-что заметил: на ней был крошечный разрез. Он был только на внешнем покрытии и еще не прошел через остальные слои, но если бы мы заметили этот разрыв раньше, на этом бы все и кончилось. Кеккаччи прервал бы ВКД и немедленно отправил бы нас внутрь. Весь выход закончился бы, не начавшись. Полагаю, этот разрез был еще одним поджидающим меня демоном. Но ему не удалось испортить мне день.

После того, как мы закрыли дверцы телескопа, Буэно остался в задней части грузового отсека, заканчивая работу, а я вернулся в шлюз, чтобы провести инвентаризацию и собрать инструменты. На связь вышел Скутер.

— Масса, что ты делаешь?

— Я уже почти добрался до шлюза.

— А то, что ты сейчас делаешь, не может подождать?

— Может.

— Тогда почему бы тебе не выйти наружу и не посмотреть на эту красоту?

Это мне приказывал мой командир, поэтому я решил, что лучше сделать, как он говорит.

— Хорошо.

Я снова вернулся к верхней части грузового отсека, прикрепил страховочный фал к поручню и просто… позволил себе взлететь. Я вытянулся и расслабился, как будто человек, плывущий на спине в океане в теплый летний день. Я смотрел на Землю внизу. Мы летели над Гавайями, несколько крошечных островков виднелись в сверкающей огромной голубизне. Все снова было красивым и волшебным. Я даже не взглянул на планету, пока работал, и я не был внутри шаттла, где приходилось изгибать шею, чтобы выглянуть в иллюминатор. Я мог поворачивать голову в любом направлении и впитывать в себя эту красоту.

Мы пролетели Южную Калифорнию и Сан-Диего, затем промелькнули Лас-Вегас и Феникс. Когда мне был 21 год, я смотрел «Парней что надо» с балкона кинотеатра «Флорал парк» на Лонг-Айленде и видел кусочек Земли через крошечный иллюминатор в капсуле Джона Гленна. Я решил, что не буду счастлив, пока не увижу это своими глазами, и вот, я видел то же самое, если, конечно, не считать того, что зрелище было в тысячу раз более эффектным, чем то, что видел он. Жизнь преподносит тебе не так уж много великолепных мгновений, а это было одним из них. Это была моя награда, мой подарок — несколько прекрасных минут, когда я мог парить и смотреть на самую идеальную, самую красивую вещь во Вселенной. Затем, когда мы были над Восточным побережьем, я почувствовал пробирающий до костей холодок, сообщивший мне, что приближается ночь. Краем глаза я заметил темную линию, крадущуюся ко мне с запада через Атлантику, и понял, что пришло время вернуться внутрь. Пора отправляться домой.

Когда в космосе ты хочешь что-нибудь положить вниз, например ложку или маркер, на самом деле ты ничего не кладешь. Потому что никакого низа нет. Ты протягиваешь руку, отпускаешь предмет и оставляешь его парить там, где он окажется под рукой, если понадобится тебе снова. На второй день после возвращения домой я выгружал из своего автомобиля продукты. Я вытащил пакет из багажника, поднял его на уровень плеча и отпустил. А он не остался в этом положении.

Возвращаться на Землю тяжело. К этому надо приспособиться. После того как мы с Буэно закончили ремонт регистрирующего спектрографа, Грунсфелд и Дрю успешно провели последний выход. На следующий день мы попрощались с «Хабблом» и отправили его открывать тайны Вселенной. У нас был наш обычный день отдыха, и мы провели последние проверки. Как только я мог выкроить несколько минут, я поднимался на полетную палубу и выглядывал в иллюминатор. За ним я видел антенну сантиметрового диапазона, обернутую золотой фольгой, поворачивающуюся и меняющую направление. Так она работает: настраивается на сигнал спутника связи и следует за ним, позволяя нам связаться с Землей. Каждый раз, теряя сигнал, антенна вращается и наклоняется, пока снова его не найдет. Глядя на то, как антенна поворачивается, а Земля проплывает внизу, я испытывал чувство, которого, как мне кажется, ранее у меня никогда не было, — удовлетворение. Я мог расслабиться. Я все закончил. Пять лет «Хаббл» заполнял каждую мою секунду, когда я не спал, а теперь весь этот стресс и ответственность исчезли. Большим облегчением было больше об этом не думать. Дело было закончено, и от этого я чувствовал себя хорошо. И я был удовлетворен не только нашей экспедицией. Всю свою жизнь я не знал покоя. Я всегда должен был делать больше, приступать к новой трудной задаче, хвататься за новую возможность. Теперь я мог остановиться и передохнуть. Я сделал все, за что взялся. Это чудесное ощущение, но оно пугает. Сигнал, на который я настроился, то, что направляло меня все эти годы, вот-вот должно было исчезнуть, и вскоре мне придется искать что-то новое.

В то утро, когда мы должны были отправиться домой, во Флориде была плохая погода, и посадку перенесли на день. На тот момент все уже было убрано. Даже электронной почты не было. Нам буквально было нечем заняться. Я взял какие-то закуски и свой айпод и направился прямо к иллюминатору, где и провисел почти весь день, слушая Стинга, U2, Radiohead, Coldplay и саундтреки Томаса Ньюмана к фильмам. На следующий день мы проснулись и, когда пролетали над юго-востоком Соединенных Штатов, тучи были такими плотными, что мы просто не видели Флориды. Совершенно уверенный, что посадку снова отложат, я вернулся к иллюминатору, впитывая в себя виды и наслаждаясь каждой секундой. Что касается других членов экипажа, они заскучали и стали смотреть фильмы, те, которые были у нас на дисках, или те, которые мы загрузили в наши ноутбуки. Я не стал смотреть фильмы. Я не мог представить, что хоть на секунду оторвусь от иллюминатора, чтобы посмотреть то, что доступно и на Земле. В какой-то момент Дрю окликнул меня со средней палубы: