Григорий Резниченко - Выход в космос разрешаю

Он пришел в группу космонавтов летом 1960 года. Невысокий, но широкий в плечах, с большой головой и крупным продолговатым лицом волевого, серьезного человека. Группа состояла тогда из молодых летчиков 25–26 лет, лишь Владимир Комаров был на десять лет старше — ровесник ему, Павлу Беляеву. И как-то получилось, что именно его, Павла Ивановича, будущие космонавты сразу признали старшим — и фактически, и чисто по-человечески.

Павел, несмотря на свой возраст, на жизненный и профессиональный опыт — он был в то время командиром эскадрильи, военным летчиком второго класса, налетавшим более тысячи часов, — держался просто, был общительным, интересным собеседником. Но его отличала особая вдумчивость, рассудительность, он все делал и говорил не торопясь, очень обстоятельно. Вероятно, не случайно первым старшим группы космонавтов был назначен Павел Иванович Беляев.

Подтянутый, спокойный, немногословный, всегда аккуратный, он внушал к себе то уважение, которое вызывают натуры сильные, бескомпромиссные. Удивительная цельность его характера, внутренняя дисциплинированность оказывали заметное влияние на окружающих самим фактом существования этого человека.

Работа будущих космонавтов с первых дней определялась жестким графиком — занятия, тренировки, прыжки с парашютом, медицинские обследования… Жили все в только начинавшем благоустраиваться городке, поэтому почти все время были вместе, на виду друг у друга. Это сближало, помогало познавать характеры товарищей, сплачивало в единый коллектив.

Павел Беляев и Алексей Леонов с семьями жили в одном подъезде. Готовились вместе, по общей программе, часто встречались после работы. Сблизились они очень быстро и подружились. Наверное, на контрастах зародилась эта дружба. Степенный, молчаливый Беляев с его привычкой все взвешивать, подолгу присматриваться, прежде чем принять решение, и подвижный, порывистый Леонов с поразительно живой реакцией, балагур и весельчак. Они удивительно дополняли друг друга. Никто из них не знал, не предполагал, конечно, что они вместе полетят в космос: Павел Иванович командиром, Алексей — вторым пилотом. Шла подготовка: научная, летная, парашютная, физическая и психологическая.

Слаженности в работе космонавтов, особенно экипажей, уделялось уже и в то время много внимания. Да и название эта слаженность получила свое, научное, — психологическая совместимость. Где и когда она начинается и где кончается? Кончается ли вообще? Как влияет она на выполнение задания? Как отражается на работе в космосе? Необходимо хотя бы очень коротко коснуться тех вопросов, которые в этой связи рассматривает психологическая наука.

Проблемы психологической совместимости практически стояли перед человечеством всегда. В космонавтике научную обоснованность они получили уже в процессе осуществления пилотируемых космических полетов — и в общечеловеческом плане, и в профессиональном. Одним из родоначальников нового научного направления в космонавтике стал Д. Г. Горбов. Он создал целый ряд экспериментальных методик, тестов, которые помогают найти оптимальные варианты совместимых характеров, способных к максимальному психологическому единению и в обычных и в чрезвычайных обстоятельствах.

Применительно к космонавтике вопросы психологической совместимости актуальны для длительных полетов, поэтому П. И. Беляев и А. А. Леонов этими тестами не испытывались.

При подготовке экипажа «Восхода-2» к старту учитывался прежде всего фактор специфичности задания, которое надо было выполнить. Рассматривался даже такой момент, когда Леонов вдруг потеряет сознание в открытом космосе и командиру надо будет прийти ему на выручку. Как должен вести себя Беляев в этой ситуации или в другой, например если корабль по какой-либо причине «застрянет» на орбите? Достаточным ли окажется у командира запас моральных, нравственных и психических сил?

На все эти вопросы ученые старались найти ответ еще до полета корабля в космос.

В процессе повседневной работы, тренировок, различных занятий притирались характеры разных по своему складу людей, выявлялись главные точки соприкосновения двух личностей, углублялись понятия обоюдной ответственности за дело, появлялась душевная слитность, вырабатывались качества, так необходимые при выполнении ответственнейшего задания.

— Боязни за собственную жизнь ни у меня, ни у Паши не было, — говорит Алексей Леонов, — мы больше всего переживали по поводу того, как бы не подвести тысячи людей, готовивших к полету нас, корабль, все оборудование.

Невольно может возникнуть вопрос: за счет чего же произошло это слияние характеров, редкое взаимопонимание, сработанность?

Сплоченность этого экипажа зиждилась на своеобразии индивидуальных особенностей этих людей — так считают люди, близко знавшие Беляева и знающие Леонова. Эти два человека удивительно дополняли друг друга. Объединявшие их высокие нравственные начала были сдобрены эмоциональностью, непосредственностью, интуитивностью восприятия у Леонова и своеобразным жизненным опытом, удивительной цельностью, железным хладнокровием, логикой, дисциплиной ума у Беляева. Они были различны. Но они всегда могли найти общий язык по самому высокому счету надежности.

Павел Иванович часто приходил к Алексею и придирчиво изучал его работу, а Леонов — работу Павла. Без стеснения делали они замечания друг другу, подсказывали друг другу, основываясь на собственном опыте и собственных методах подготовки. Члены будущего экипажа проверяли свой уровень технической подготовки самым строжайшим образом.

В течение трех предполетных лет работа экипажа строилась на полном и очень большом доверии, на уважении, на сопоставлении и разборе даже отдельных элементов в большой тренировочной подготовке. Все, что знал и умел Беляев, знал и умел Леонов, и наоборот. Каждый предстоящий космический шаг скрупулезно изучался, усваивался, десятки, сотни раз оттачивался на Земле. На Земле отрабатывались многочисленные всевозможные нештатные ситуации. Сам выход в космос проверялся почти в натуральных условиях. Корабль помещали в большую барокамеру, имитировавшую шестидесятикилометровую высоту. Мощные насосы, откачивавшие воздух, доводили давление внутри камеры до глубокого вакуума. Разгерметизация скафандра или корабля в таких условиях грозила мгновенной гибелью.