Виктор Бронштейн - Маятник бизнеса: между орденом и тюрьмой

Получили мои представители мзду за приёмку не доехавших «живьём» бананов или нет — вечная тайна. Да и в любом случае возместить они смогли бы только несколько потемневших в пути коробок. Неужели круг полностью замкнулся и компенсировать огромные убытки никак не удастся?

Оказалось, что не совсем так. Шанс, как всегда, есть. Выяснилось, что ещё одна сторона отвечает за качество доставленного, а главное, и отправляемого груза. Это мощнейшая и, конечно, платёжеспособная организация — железная дорога. Ура!

Если бы груз везли на холодильных фурах, как делали не раз, такого бы шанса не было. У железнодорожников правила другие, не изменившиеся с недавних социалистических времён.

К счастью, этот путь спасения удалось выяснить буквально за несколько часов после начала разгрузки. Время в данном случае — действительно деньги. На улице жара. Срочно нужно пригласить нейтральный контролирующий орган для разрешения подобных споров — Торгово-промышленную палату. Благо там работал мой хороший знакомый. Вместе с ним уже поздним вечером объезжаем несколько его сотрудниц и уговариваем, чтобы они с приборами вышли в вечернюю смену. Подобная суета с заездами домой, когда на тебя с подозрением смотрят родители, а ещё хуже, мужья молодых особ, была, как наказание, ещё на родном радиозаводе, когда я работал и мастером, и начальником цеха. Не привыкать организовывать неурочные смены. Почти к утру солидный акт о некондиционности груза был готов.

Назавтра, не мешкая, срочно отвозим акт в отделение железной дороги. Но вопреки ожиданиям, никто от дороги не прибежал к нам и даже не позвонил в течение нескольких дней. Удивительно спокойная реакция их юридической службы. Неужели для всесоюзного монстра сто тысяч долларов не деньги? А может быть, наши действия с Торгово-промышленной палатой настолько грамотные, а главное, оперативные, что всё равно не оставили им шансов улизнуть от ответственности? На радостях я выплатил юристу немалую премию и столько же пообещал после возмещения нам убытков. Вскоре подготовили все документы и впервые с момента рождения фирмы отдали их в арбитражный суд. Месяца через полтора-два с предвкушением лёгкой победы идём с юристом на заседание суда. Правда, немало волнуясь, всё же суд, а в коридорах строгие женщины в чёрных мантиях. И мне, сорокалетнему бойцу коммерческого фронта, вспомнилась почему-то трогательная Наташа Ростова перед первым балом.

Каково же было моё удивление, когда, вместо быстрого рассмотрения по существу акта Торгово-промышленной палаты и вынесения совершенно очевидного для меня решения, началось инициированное противником нудное рассмотрение наших договоров: на перевозку — с железной дорогой, на закуп — с продавцами бананов, а также наших доверенностей на представление интересов в суде. Оказалось, что названия и координаты фирм из-за нашей небрежности не полностью соответствуют друг другу. По мнению противоположной стороны, покупатель, перевозчик и участники дела — разные организации с похожими названиями, а значит, нет стороны для хозяйственного спора, и нашу жалобу следует отклонить по этому формальному признаку.

Но судья, слава Богу, а может быть, благодаря небольшому знакомству с юристом, не приняла безоговорочно это жуткое для нас предложение опытных противников и милостиво дала нам месяц, чтобы подготовить доказательства идентичности фирм.

Время пролетело быстро, идентичность фирм мы доказали. Но после этого на заседании разорвалась следующая «бомба», совершенно неожиданная для меня и, возможно, для юриста тоже.

Оказывается, что для их единственного отвечающего за качество доставляемого груза ведомства (по давнему постановлению Совета Министров СССР, подписанному его председателем А. Н. Косыгиным ещё в брежневскую эпоху), акты Торгово-промышленной палаты недействительны, если не соблюдено ещё одно условие: мы должны были в течение суток уведомить телеграммой их ведомство и пригласить на разгрузку или хотя бы на освидетельствование испорченного груза. Их исполнители, конечно, узнали сразу же, что груз испорчен. Но «слово к делу не пришьёшь». Акт мы вручили им под роспись на вторые сутки, опоздав, как выяснилось, часов на шесть. По бледности, вдруг разлившейся на лице юриста, я понял, что мы со своей правдой о действительно некондиционных бананах тонем в водоворотах их ведомственных правил. Но по привычке не сдаваться без боя я, не дав опомниться юристу, заявил с места, нарушив, таким образом, регламент, что телеграмму мы отправили немедленно после того, как открыли секцию, а дошла она или нет — вопрос другой. Не особенно поверив моей реплике, так как квитанции в деле не было, и сделав мне замечание, судья тем не менее объявила очередной перерыв для выяснения обстоятельств.

Была или нет формальная телеграмма ценой в сто тысяч долларов для фирмы и премиальной месячной зарплаты для юриста, ранее работавшей в городской администрации и неплохо знающей многих руководителей, я так до конца и не узнал.

Судя по словам — была, а по неожиданной бледности — её явно не было. Но, как бы то ни было, через месяц к следующему заседанию суда квитанция о приёме телеграммы, выданная центральным телеграфом, появилась. Причём впоследствии этот потёртый листик выдержал даже долгую, как всегда, прокурорскую проверку, инициированную железной дорогой. Только после завершения проверки, месяца через четыре, а может, и через пять месяцев, суд приступил к рассмотрению дела по существу.

Перед нами судом всё же была поставлена задача доказать, что бананы могли быть испорчены во время следования по вине железной дороги, рассудив, что за первоначальное качество должны отвечать всё же мы сами. Юрист в этом нестандартном, почти техническом вопросе оказалась совершенно беспомощной. Я сам искал доказательства того, что в нашей секции, как, собственно, и в большинстве других, не работали предусмотренные правилами автоматические регистраторы температуры, не вёлся положенный в таких случаях бортовой ежедневный журнал записей температуры и влажности. Доказал, что не было также записей в журналах и станционных контролёров температуры по маршруту следования груза. Только после обстоятельного знакомства с этими сугубо организационно-техническими деталями, гарантирующими сохранность груза, и убедившись, что не всё, оказывается, ладно в суперведомстве, судья, месяцев через семь после начала процесса, вынесла решение в нашу пользу. Ещё четыре-пять месяцев ушло на кассационный и апелляционный суды, оставившие решение в силе.

Но оказалось, что решение — это ещё далеко не деньги. Время неумолимо шло, а судебные приставы были совершенно не в состоянии взыскать выигранные нами средства у всемогущего ведомства. Если арестовывался один счёт, их финансисты легко пользовались другими. В кассе к моменту прихода приставов, долго минующих ведомственную охрану, денег тоже, как всегда, не оказывалось.