Виктор Бронштейн - Маятник бизнеса: между орденом и тюрьмой
- Название:Маятник бизнеса: между орденом и тюрьмой
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Вече
- Год:2015
- Город:Москва
- ISBN:978-5-4444-4199-2
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Виктор Бронштейн - Маятник бизнеса: между орденом и тюрьмой краткое содержание
Захватывающие, как иной детектив, бизнес-истории с бандитскими опасностями 90-х и нынешних годов, с предательством и обманом близких помощников и партнёров, как российских, так и зарубежных, со взятками и налоговыми проверками переплавляются в душе автора не только в стрессы со скачками давления и бессонницей, но и в радости одержанных побед и весомых приобретений.
Кризис 2014 года, названный в книге украинским-мировым, впервые за 25 лет поставил вопрос о продаже или закрытии большей части бизнеса. Но как это совместить с судьбами любимых людей, со многими из которых отработано более десяти, а то и двадцати лет? Смягчают неприятности разве что весомые правительственные и местные награды, но не за достижения в бизнесе, где создано около полутора тысяч рабочих мест, а за культурно-просветительскую деятельность. А где радости и печали, там и стихи, причём не только самого автора книги, но и таких замечательных поэтов, как Юрий Кузнецов или Николай Зиновьев.
Свои размышления, представленные в этой книге, автор продолжает в не менее интересной второй книге — «Лабиринты судьбы. Между душой и бизнесом». В этом сочинении, кроме всего прочего, показана яркая встреча со скульптором мировой величины Даши Намдаковым, подтверждающая огромную роль мистического начала в нашей жизни.
Маятник бизнеса: между орденом и тюрьмой - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
С прибоем галилейских вод
Шептался я в свой день рожденья.
Они смывали груз забот,
Я слышал ангельское пенье.
Всплывали лики рыбаков
И предков, встречей поражённых.
Я к ним явился без оков,
Цивилизацией рождённых.
Она в нас пестует рабов,
Забывших древние скрижали.
Такое множество горбов
Святые очи не видали!
А есть ли на земле места,
Где чтят пророков и Мессию?
Волной шептали мне уста:
«Израиль храните и Россию!»
Следующее стихотворение написалось уже на Мёртвом море:
С удивленьем Вертинского слышу напев –
Он грустней отчего-то у Мёртвого моря.
Я, у пальмы пожухлой устало присев,
Ощущаю еврейское вечное горе.
Небо в масленой влаге мерцало, дрожа,
Нежный голос певца,
Как струна, оборвался.
Так и жизнь держит здесь не тугая вожжа,
А слабеющий дождь, что, как я,
затерялся…
А в Тель-Авиве, после посещения Иерусалима, написалось и стихотворение, почти поэма, доказывающая, что, несмотря на православную и иудейскую кровь, ведёт меня по жизни всё же Христос.
В незнакомом городе, да ещё с такими запутанными улочками, как в Иерусалиме, гуляя, ни о чём не думая и глядя только на звёзды, вдруг совершенно неожиданно выйти в шесть утра прямо к храму Гроба Господня, да ещё ровно в момент прихода туда священников из нашей группы, живших совершенно в другой гостинице и приехавших на машине, это ли не настоящее чудо?
Иерусалимское чудо
Я к Духу, Сыну и Отцу
В их Триединстве прикасаюсь
С тех пор, как в детстве ел мацу,
К еврейской бабушке ласкаясь.
Другая бабушка тайком
Христа икону целовала.
Отец шутил с ней про партком –
Она там раньше состояла.
Загадкой был пасхальный день
Без громких песен и парадов.
На всём лежала счастья тень,
А стол был красочен и сладок.
И колокольный лился звон,
Старухи в церковь торопились.
Для нас же прочный был заслон –
Мы дружно Ленину молились.
Нам октябрятскую звезду,
Как символ веры, прикрепляли.
Мы вдаль тянули борозду –
Стать комсомольцами мечтали.
И красногалстучный свой строй
С кострами, с песнями любили,
Был боевой у нас настрой –
Мы все державой дорожили.
Те в лету канули года,
Родные бабки в них остались,
Но я запомнил навсегда:
Еврейка с русской обнимались.
Я часто слышал: Бог один,
Грех людям попусту ругаться.
И вот дожил я до седин –
Пора, пора определяться.
Свой подоспевший юбилей
Решил я, сердцу повинуясь,
Справлять не там, где веселей,
А на Святой Земле, волнуясь.
И в шестьдесят немало сил,
Не льщусь на моды и на яхты,
Своих друзей я пригласил
В края, где заповеди внятны.
Стеною Плача дорожа,
В слезах евреи там молились.
Записки, памяти служа,
В щелях до кладбища ютились.
В них чувств живых негромкий вскрик
В пещеру прячется на годы.
Уйдёт ребёнок и старик,
Но письма их не смоют воды.
В пяти минутах отстоит
Святыня чуда Воскресенья.
Пусть иноверец нас простит –
Нет в мире благостней явленья!
Смерть смертью собственной поправ,
Христос воскрес в Нетленном Теле
И, путь к бессмертью указав,
Людей от страха спас на деле.
Не каждый в Божью благодать
Навек уверовать умеет.
Моей душой — рискну сказать –
Порою Торы свет владеет.
Но чудом встречи навсегда
Господь пресёк мои сомненья –
Во мгле предутренней звезда
Вела меня, как Провиденье.
Не ведал каменных я троп,
Но на Голгофе очутился.
Увидел я Господень Гроб –
И ангел радостью светился.
А возле Гроба в споре с тьмой
Друзья и батюшки молились.
Свет дивный вспыхнул предо мной,
Мы чудом встречи восхитились,
И в этот миг, для нас святой,
Мои сомненья разрешились.
В эту пору я как раз был на пике своих религиозно-церковных чувств. А потому пригласил в поездку троих священников.
Среди них — мой племянник, сын ушедшего в мир иной брата Геннадия Гайды, отец Иннокентий, подвизающийся в Тихвинском монастыре Санкт-Петербургской епархии. Дорог он мне ещё и потому, что с первым моим сыном Андреем они были душевно близки. Поэтому стихотворение о перекличке двух судеб я посвятил им обоим:
Сын вскрикнул: «Папа, вон подснежник!»
Припав к нему, поцеловал.
А брат-поэт, чудак, насмешник,
Слезу скрывая, вдруг сказал:
«С такою ласковой душою
Средь хамства нашего не жить.
Ему б пойти тропой иною,
Да хоть бы батюшкой служить».
Не ведал брат, что кличет горе.
Судьба услышала: «…не жить»!
И взрыв потряс всех близких вскоре,
Он взят был в ангелы служить.
А повзрослевший сын поэта
Монаха постриг воспринял,
Став мужем Нового Завета,
Другую часть судьбы стяжал.
Был с нами очень боевой и по-настоящему просвещённый батюшка, заразивший меня идеей восстановления Харлампиевского храма, — отец Евгений, а с ним матушка и ещё один священник — отец Василий.
В те дни подъёма религиозных чувств я ни за что не поверил бы, что через пару лет уйдёт из монастыря в мир мой племянник — отец Иннокентий, разочаровавшись за десять лет в начальниках-стяжателях, чья жизнь, протекающая в роскоши, ох как далека от Божьих заповедей.
Во многих церковных людях, увы, разочаровался и я. Но и он, и я ничуть не меньше чтим Христа, Божью Матерь и всех святых. Во всяком случае, и дома, и на работе у меня около десятка старинных, намоленных икон, перед которыми я читаю «Отче наш» и другие недлинные молитвы и прикладываюсь к ним много раз в день. Я так же нередко испытываю потребность зайти в безлюдную церковь, поставить свечи за здравие и за упокой к образам почитаемых святых, намоленным за века многими поколениями верующих. Правда, бывает как-то обидно за ушедших в мир иной, ведь их несоизмеримо больше, чем временно живущих, а их памяти в церквях выкроены только небольшие столики с распятьем, всё остальное пространство отдано малочисленным, по сравнению с почившими, живым. Грусть, охватившая меня при этих, в чём-то странных, мыслях, также вылилась в стихотворение:
Храм теплит море огоньков
В честь малочисленных живущих,
А тем, кто принял сень венков, –
С распятьем стол для слёз горючих.
Полки ушедших велики,
Там сам Христос и все святые,
А рядом дети, старики…
Не тесно ль в храме вам, родные?
Думаю, что молитва соединяет нас со всей православной историей, с величайшими святыми, среди которых Сергий Радонежский, Серафим Саровский, Александр Невский, Фёдор Ушаков и другие. Молитва, по-моему, не может не придавать сил и не укреплять душу. А это подчас необходимо, особенно в часы испытаний. Вот и сегодня, буквально за день до очередного побега от томительных поздравлений с днём рождения, вдруг раздаётся телефонный звонок, извещающий меня о пожаре, который начался в самом передовом из магазинов «Виноград», и благостного настроения выходного дня с любимой женщиной, котиком, похожим на рысь, и запахом детства как не бывало.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка:
![Матвей Бронштейн - Солнечное вещество и другие повести, а также Жизнь и судьба Матвея Бронштейна и Лидии Чуковской [сборник]](/books/1143568/matvej-bronshtejn-solnechnoe-vechestvo-i-drugie-poves.webp)
