Сергей Галицкий - Из смерти в жизнь… Главная награда

Помню, в начале января зампотех 693-го полка рассказывал, что среди тыловых возникло стихийное «снайперское движение». Ведь дисциплина в этом войске так заметно упала, что делать можно было почти всё что угодно. И вот такой тыловик берёт снайперскую винтовку (а оружия лежало видимо-невидимо, ведь раненых солдат нам доставляли с оружием) и залезает куда-нибудь повыше открывать личный боевой счёт. Через час «снайпера» за руки-за ноги тащат назад — готов…

Крутился вокруг нас какой-то прапорщик, вроде связист. Откуда он приблудился, я не помню. Вечно слегка «под мухой», какой-то суетливый. Приходит ко мне вечером и спрашивает: «Товарищ полковник, можно ваш бушлат? Я через десять минут верну». Я разрешил. Как потом выяснилось, вот этот деятель надевает мой бушлат с полковничьими звёздами и идёт по соседям шорох наводить. «Что у вас тут? Ну-ка командира ко мне, быстро!..». Но его раскусили, и он вернулся с фингалом под глазом. Это он так забавлялся от нечего делать! Если кто смотрел фильм Станислава Говорухина «Асса», то, может быть, вспомнит эпизод, где герой актёра Александра Баширова напялил на себя военную лётную форму и развлекался подобным же образом.

Примерно через неделю боёв наши солдаты совершенно преобразились. Отчётливо стало видно, что бойцы преодолели первый шок и начали воевать по-настоящему! Даже внешний вид у них изменился. Хорошо запомнил я пулемётчика. Весь лентами обмотанный, а к сетке на каску себе лисий хвост прицепил. Я потом такой же увидел в фильме «Блокпост». И помню: такой он был бравый, хотя, скорее всего, слегка «вмазавши». Люди преобразились: вчерашние салаги стали настоящими смелыми и стойкими воинами. Народ стал чудить: кто-то оленьи рога на бээмпэ прицепил, кто-то плюшевого мишку на ствол пушки посадил. Таким образом ребята психологически восстанавливались и утверждались.

Но всю Первую кампанию меня не покидало чувство обмана и предательства со стороны руководства страны, или попросту Москвы. И тут не надо быть аналитиком. Как только наша армия начинает врага давить, тут же объявляется перемирие якобы для сбора трупов погибших, решения срочных гуманитарных вопросов. Или просто без каких-либо объяснений!..

Чувство, что армию перманентно предают, было у всех. Говорить на эту тему даже не хотелось. Ведь противника надо было додавить! И до сих пор никто внятно не может объяснить, почему во время штурма город был с одной стороны (южной) полностью открыт. Наверное, хотели чеченцев в этом направлении выдавливать в горы?! Все недоумевали, почему в Грозном на улицах мало валялось трупов убитых боевиков? Убили их наши очень даже много. Но именно по этому свободному коридору их сразу развозили по аулам. Также чеченцы и раненых увозили из Грозного. Потом их лечили в Ингушетии — в Слепцовске, в Назрани, где их тогдашнее руководство Ингушетии с распростёртыми объятьями принимало. Переодевали, бороду сбривали — вот тебе и мирный житель, которого ранили подлецы-федералы.

К десятому-одиннадцатому января интенсивность боёв уменьшилась. Нашу бронетехнику к тому времени практически всю спалили. Но после этого началось самое ужасное: мирись-дерись. Появился депутат Госдумы Ковалёв, который по Грозному разъезжал на «ниссан-патроле» с белым флагом, и много других идиотов.

Я уехал из Грозного перед двадцать третьим февраля 1995 года. Тогда приехал к нам генерал и сказал, что «духи» из Грозного ушли, что «мы их раздолбали». Хотя бои по-настоящему закончились только где-то в марте. Я ещё тогда подумал: «Ничего себе: «мы их раздолбали!». То время я всегда вспоминаю с ужасным чувством!..

— Во время Второй кампании я в общей сложности провёл на войне более года. Солдаты на этой войне были уже совершенно другими. Они были такого же возраста, такие же замазюканные, такие же измотанные, как и в Первой кампании. Но это уже были победители. У них у всех глаза светились! И страха не было. Может, они и боялись, но виду не подавали.

В середине ноября 1999 года в Академии стала привычной тема обсуждений того, что после перехода боевых действий из Дагестана непосредственно на территорию Чеченской республики необходимо на месте, уже с учётом этих обстоятельств, организовать работу новой группы специалистов Академии. Предыдущая многопрофильная группа, которой руководил полковник Марчук с кафедры военно-полевой хирургии, осенью 1999 года уже работала в Моздокском военном госпитале. Госпиталь этот тогда возглавлял полковник Владимир Сухомлинов, мой старый друг-однокашник. Мы с ним вместе учились на Военно-медицинском факультете в одном учебном взводе и даже в одном отделении.

Госпиталь Моздока находился на основном эвакуационном направлении. И в Первую, и во Вторую военные кампании таких направлений было два. Первое — Владикавказ, второе — Моздок. В госпиталях этих городов раненым оказывалась специализированная медицинская помощь. От всех других видов помощи: первой помощи на поле боя (в медвзводах и медротах) и квалифицированной помощи (в медицинских батальонах и отдельных медицинских отрядах специального назначения) она отличалась тем, что здесь проводились большие и тяжёлые операции именно специалистами — нейрохирургами, травматологами, офтальмологами и другими. Плюс ко всему в распоряжении врачей во Владикавказе и Моздоке было специальное оснащение: диагностические приборы, хирургические наборы и так далее. Там же находился специально подготовленный средний медицинский персонал, который имел опыт практической работы именно в конкретном направлении.

При доставке раненых во Владикавказ возникала одна очень существенная проблема. Не могу сказать, по какой конкретно причине (скорее всего, во Владикавказе не было оборудованной вертолётной площадки), но раненых вертолётами доставляли в Беслан. Потом автотранспортом двадцать пять километров их везли в госпиталь Владикавказа. Перегрузка из вертолёта в машины и сама дорога усложняли их доставку.

А в Моздок раненых на вертолётах оперативно доставляли непосредственно в госпиталь. Площадка, которая могла одновременно принять две вертушки, находилась метрах в ста — ста пятидесяти. И к тому же там совсем рядом находился военный аэродром, откуда тяжёлых раненых отправляли в Ростов, Москву и Санкт-Петербург самолётами военно-транспортной авиации.

Группа, которая была до нас, работала в период, когда наши войска ещё освобождали только равнинные — Щёлковской, Наурский и Надтеречный — районы Чечни. Раненых было не очень много. Но все понимали, что впереди тяжёлые бои за Грозный, и раненых будет в разы больше. Поэтому состав нашей группы был уже несколько другой. Начальником Академии у нас был только что назначенный профессор Борис Всеволодович Гайдар, выдающийся нейрохирург и просто прекрасный человек. Он взял себе за правило регулярно, почти ежемесячно, приезжать в Моздок, Владикавказ и Ханкалу для оказания практической помощи работающим академическим группам усиления.