Вирхиния Вальехо - Любить Пабло, ненавидеть Эскобара

Не знаю как, но где-то на обочине мы находим водяную колонку. Ребята Эскобара выбегают из машин, ругаются и, толкая друг друга, дерутся за глоток жидкости. Смотря на их всхлипывания, я отхожу в сторону и, подавая пример, встаю в конец очереди. Затем, подбоченившись, кричу из последних сил, со всем презрением, на которое только способна:

– Будьте мужчинами, черт возьми! По-видимому, единственный, кто здесь еще сохранил хоть каплю мужества, это – я, женщина! Вам не стыдно? Сохраняйте достоинство, а то как девчонки!

Прибыв на место и застав эту сцену, Пабло и его сообщники падают со смеху. Он снова и снова клянется, что виновата во всем его штурман. Он только разрешил ей выпустить в нас дымовую завесу, а злобная ведьма, безостановочно смеясь, признается, что «по ошибке нажала кнопочку слезоточивого газа». Потом командным тоном Эскобар обращается к своим людям:

– Сохраняйте достоинство и пропустите даму, а то и правда, как девчонки!

Кашляя и глотая слезы, я говорю, что уступаю «сеньоритам» и попью воды в отеле, в двух минутах езды отсюда. Добавив, что его старое корыто – всего лишь зловонный скунс, я удаляюсь.

Очередная наша поездка в Медельин состоится во второй половине 1982 года. Анибал знакомит меня с Хоакином Буилесом, «большой шишкой», не похожим на Пабло и его ребят. «Хоако» – точь-в-точь как Панчо Вилья [25]. У него безупречная родословная, он несказанно богат, невероятно хорош и славится своим коварством. «Хоакин – очень уж плохой парень, не такой, как Паблито». По его приказу, вместе с кузеном Мигелем Анхелем, были убиты сотни людей. Столько, что, кажется, наберется целый городок какого-нибудь антьокийского муниципалитета. Мы с Анибалом не верим ни одному его слову, но Буилес хохочет и клянется: так и есть.

– Правда в том, что Хоако – настоящий виртуоз, – как-то слышала я от Пабло. – Но такой… такой скупой, что предпочитает потерять целый вечер, пытаясь продать кому-то персидский ковер, чтобы заработать тысячу долларов, чем приложить столько же времени и усилий, продав пятьсот кило «коки» – этого бы хватило на десять складов с коврами!

В тот увлекательный вечер с Хоако, Анибалем и El Cantautor я узнаю, что путь Пабло к успешной политической карьере начался достаточно экстраординарно. Будучи еще совсем юным, он воровал кладбищенские плиты. Сбивая имена покойников, они с компаньонами продавали их как новые, и не один раз, а несколько. Меня откровенно веселит эта история. Представляю, как все эти старые и жадные «пайсас» переворачиваются в гробу, узнав, что их наследники заплатили крупную сумму денег за плиту, которая досталась им даже не из вторых рук, а из третьих или четвертых. Еще я слушаю их восхищенные речи о неоспоримом и достойном похвалы таланте Эскобара за несколько часов разбирать украденные автомобили любой марки и потом продавать их по частям как «запасные детали со скидкой». В глубине души я прихожу к выводу: всесторонние знания заместителя конгрессмена в области автомобильной механики позволили ему создать то самое произведение, «исключительное, уникальное и изготовленное полностью собственноручно», – автомобиль Джеймса Бонда.

Кто-то упоминает, что наш новый друг был еще и «gatillero» – наемным убийцей, во время «войн Мальборо» [26]. Но когда я спрашиваю: что это значит, никто не может дать мне разумного объяснения, все резко меняют тему. Мне представляется расхититель табачных киосков, потому что тысяча контрабандных пачек «Мальборо» точно весит меньше, чем надгробная плита. Думаю, жизнь Паблито очень похожа на слоган сигарет «Virginia Slims»: «Ты прошла долгий путь, детка».

Несколько дней спустя мы получаем от Очоа приглашение в Картахену, там нас ожидает одна из самых незабываемых ночей в моей жизни. Мы поселились в президентском номере отеля «Cartagena Hilton». Поужинав в лучшем ресторане города, готовимся к сюрпризу, который Хорхе и его семья приготовили для нас во исполнение обещания, данного пару дней назад: прогулка по улицам города, старой части и новой, в каретах с лошадьми, привезенных из имения Лома.

Сцена будто вырезана из «Тысячи и одной ночи», заказана арабским шейхом на свадьбу его единственной дочери и срежиссирована голливудским художником-постановщиком для освещения какого-нибудь торжественного мероприятия в солидном мексиканском имении XIX века.

Экипажи с лошадьми не такие, как в Картахене или Нью-Йорке, и даже не такие, как на знаменитой испанской ярмарке в Севилье. На них висят два фонаря, обрамляющие силуэт кучера, одетого в безупречную форму. Каждый из четырех экипажей тянут шесть чемпионов породы першерон, белые как снег, со вздымающейся грудью, щеголеватого вида, подобно лошадям в карете Золушки. Они очень красивые, статные и крупные. Постукивая копытами, с монументальным и чувственным тактом двадцати четырех танцоров фламенко, лошади синхронно маршируют по старинным улицам. Пабло сообщает: каждая пара стоит миллион долларов. Однако для меня наслаждение, вызываемое столь возвышенными эмоциями, дороже всего золота мира. Зрелище оставляет толику удивления в глазах всех наблюдателей: людей, выглядывающих с белых балконов старого города, довольных туристов, бедных извозчиков из Картахены, которые, разинув рот, наблюдают за торжественным дефиле роскошной процессии.

Не знаю: был ли весь этот спектакль проявлением великодушия Хорхе, спланированным специально для нас и его партнера; или изящным изобретением Пабло в надежде соблазнить Анхелиту чем-то столь романтичным и оригинальным; или же выражением благодарности семьи Очоа за успешный исход дела, смелость и мастерство, проявленные Эскобаром при спасении сестры Хорхе годом ранее от похитителей. Знаю только, что ни один из известных мне крупных колумбийских магнатов не смог бы даже на свадьбу своей дочери организовать настолько бесподобное зрелище, какое эта семья с безупречным вкусом подарила нам той ночью.

В следующие продолжительные выходные мы отправляемся в город Санта-Марта, расположенный на побережье Карибского моря, колыбель легендарной «Samarian Gold». Там мы знакомимся с королями марихуаны, семьей Давила. В отличие от торговцев кокаином, происходящих в большинстве своем (за исключением семьи Очоа) из бедных слоев или низшего среднего класса, Давила принадлежат к бывшей аристократии землевладельцев с Атлантического побережья. И, в отличие от кокаинщиков, которые в общем-то малоприятные, или, как бы сказал Анибал, «мутные», почти все эти мужчины высокие, красивые, хотя и немного простоватые. Некоторые женщины из семьи Давила заключили брак с такими известными персонами, как президент Колумбии Лопес Пумарехо [27], сын президента Турбай и Хулио Марио Санто Доминго, самый богатый человек страны.