Аполлон Давидсон - Сесил Родс — строитель империи

Историки обычно пишут, что всего этого следовало ожидать — не осмелился бы Крюгер жестоко наказывать и тем более казнить граждан Великобритании и Соединенных Штатов. По трезвом размышлении к такому выводу прийти весьма естественно, тем более историку, думающему обо всем этом в своем спокойном кабинете, в другом месте и в другие времена.

Но, находясь на судебной скамье и слушая, что тебя приговорили к виселице, трезво рассуждать труднее. И страху они, конечно, натерпелись. Один покончил с собой.

Хеммонд даже через сорок лет вспоминал, с каким ужасом он услышал слова: «Вас должны отправить на место казни, чтобы повесить за шею вплоть до полного удушения».

После вынесения приговора подсудимых повезли в тюрьму. Прямо перед ними в тюремные ворота въезжала повозка с гробом. Нервы Хеммонда не выдержали, и он спросил тюремщика:

— Это для Филлипса или для меня? По размерам он, кажется, годится для любого из нас двоих.

Тюремщик, как ему и положено, молчал.

А ночью приговоренные к казни слышали стук топоров — сооружалась виселица.

И Джемсону тоже пришлось не раз глянуть в глаза смерти. И в бою, да и затем, попав в руки разгневанных буров, он вполне мог ждать самого худшего.

Родсу нападение на Трансвааль стоило дорого. Денег при его состоянии не так уж и много: 400 тысяч фунтов. Это вместе с оплатой штрафов, наложенных судом на мятежников. Но 5 января ему пришлось подать в отставку с поста премьер-министра Капской колонии. Это и был главный удар.

В начале февраля Родс уже был в Англии. Сперва вел с Чемберленом переговоры через посредников, а 6 февраля они встретились и беседовали два часа. Надо было скоординировать линии поведения. Ведь английский парламент создал особую комиссию для расследования набега Джемсона, в просторечии — «родсовскую комиссию».

Каждый из них, как Родс, так и Чемберлен, хотел прежде всего спасти себя. Не обошлось без взаимного шантажа. Необходимо выгородить английское правительство — это козырь Чемберлена, который сам был министром. Выгораживая правительство, он тем самым спасал себя.

Ну, а Родс, понимая, что целиком уйти от ответственности он не сумеет, хотел, чтобы из него не делали козла отпущения и дали возможность взвалить основной груз вины на Джемсона. И чтобы правительство не пошло на поводу у критиков «Привилегированной компании» — их число после набега сильно возросло — и не задело интересы этого главного родсовского детища.

Выработать единую линию было, конечно, нелегко. Все же, очевидно, именно тогда, в первые недели после набега, они договорились, как путем умолчания и лжи создать тот запутанный клубок, который историкам пришлось разматывать так долго.

В январе 1997-го в Йоханнесбурге состоялся трехдневный симпозиум «Набег Джемсона и его последствия». Собрались историки Южной Африки, Англии, Америки, Канады.

У меня эта встреча всколыхнула давние воспоминания… Полвека назад первокурсник Ленинградского университета решил заниматься историей Южной Африки. Казалось, ему повезло: в университете работал преподаватель, который мог стать ему поводырем в дебрях южноафриканского прошлого. Этот преподаватель еще в 1941-м защитил диссертацию — «Набег Джемсона». Но в 1949-м преподавателя арестовали. Продержали по тюрьмам и лагерям четыре года.

В ходе подготовки к симпозиуму выяснилось, что та диссертация была первой диссертацией на эту тему в мировой научной литературе. Преподаватель, Михаил Борисович Рабинович, был жив, ему шел девяностый год. Я, увы, уже далеко не первокурсник, написал ему в Ленинград, теперь Петербург, и он попросил сообщить о симпозиуме поподробней. На торжественном открытии я рассказал и о диссертации, и о его судьбе. Но моего письма об этом он уже не успел получить. Скончался в начале февраля, через несколько дней после симпозиума и за два дня до своего девяностолетия.

А симпозиум прошел с размахом: он был организован под патронатом семьи Оппенгеймер, королей алмазов и золота, пришедших на смену Сесилу Родсу. Для участников организовали экскурсию по маршруту отряда Джемсона и по тем местам, где жили важнейшие участники тех событий. На обеде, устроенном для нас в Ранд-клубе, 88-летний Гарри Оппенгеймер сидел под громадным портретом Родса.

Доклады были интересны. Но самое яркое впечатление у меня оставили не они и не фешенебельный Ранд-клуб, а сцена у обелиска, поставленного на месте, где одни бойцы отряда Джемсона погибли, а другие сдались. На ограде вокруг обелиска местные африканцы сушили белье. На нас, приехавших сюда историков, смотрели с изумлением. Вряд ли кто-нибудь из них знал о тех событиях. Это было для них чужое прошлое: Родс, Крюгер, их схватки между собой…

Даже на многолюдной публичной лекции, завершившей симпозиум, — только один африканец. В зале сидели седые джентльмены с седыми женами — для них все это было еще живо.

Первые два с половиной месяца после злосчастного набега на Трансвааль Родс почти целиком провел в пути. 10 января он поехал из Кейптауна в Кимберли, может быть, чтобы ощутить поддержку самых верных вассалов. Ему действительно устроили восторженный прием. Затем он сразу вернулся в Кейптаун и 15 января отплыл в Англию. Но и там пробыл всего четыре дня. Утром 10 февраля уехал из Лондона и через Средиземное море отправился в Мозамбик, чтобы оттуда добраться в Родезию.

Путь он выбрал не кратчайший. Ему, отставному премьеру, не хотелось, должно быть, отвечать на бесконечные расспросы, принимать соболезнования и подозревать за ними злорадство. Не хотелось, как сто лет спустя принцессе Диане, все время быть под обстрелом репортеров. В Лондоне и Кейптауне это оказалось бы неизбежным. Долгое плавание имело тут преимущества.

А в Родезии — у себя — можно сохранить изоляцию. Пускать не всех и не всегда. Остаться наедине с собой там, в стране, которую у него уже не отнять. Переждать весь этот шум.

Но обернулось по-другому.

20 марта, в тот самый день, когда Родс в Мозамбике ступил на африканский берег, в Булавайо произошла схватка отряда полиции с группой ндебелов. Сообщение об этом могло еще и не особенно насторожить администрацию «Привилегированной компании». Она расхлебывала последствия набега Джемсона, заметала те следы, которые еще можно было скрыть. Но 23 марта были убиты несколько европейцев, и среди них один из «комиссаров по делам туземцев». Сделали это те ндебелы, которых компания завербовала в состав своей полиции. Их поддержали жители нескольких селений во главе с одним из братьев Лобенгулы.

В последующие два дня поднялось население нескольких округов, а к концу марта — и ряда других. Дома белых сжигали. Они вынуждены были отовсюду бежать к Булавайо и еще двум укрепленным пунктам. К середине апреля почти вся страна ндебелов, кроме этих трех пунктов, оказалась в руках повстанцев.