Иван Путилин - Сорок лет среди грабителей и убийц

Отец протоиерей сокрушенно вздохнул.

— Да, правда! — произнес он уныло. — Но… Ельбинович? В Острове? — полувопросительно сказал он.

— Я уверяю вас, что никакого Ельбиновича в Острове нет. Впрочем, наведем справки. Постараемся, приложим все усилия, чтобы найти этого благотворителя.

— Да! Благотворитель! — произнес батюшка.

Я на всякий случай послал в полицию города Острова запрос, нет ли у них такого мещанина Ельбиновича, сообщил банкам и конторам номера попавших в руки мошенника серий и номера билетов… Но дело на этом пока и остановилось.

Из Острова, как я и думал, пришло известие, что никакого Ельбиновича у них нет, и я ломал голову над тем, как напасть на след этого искусного мошенника.

Не прошло и нескольких дней, как новая проделка этого мошенника убедила меня, что он здесь, живет и здравствует в Петербурге или около него.

Оказалось, что приблизительно в те же дни, когда он обстряпал «дельце» с отцом Иоанном П., точь-в-точь такую же мошенническую штуку он проделал с архимандритом Чер-го монастыря Мелетием.

Монах Чер-го монастыря встретил на Сенной площади неизвестного ему человека, который вступил с ним в разговор и сказал, между прочим, что он желает сделать большое пожертвование на монастырь, но предварительно хотел бы переговорить с настоятелем монастыря архимандритом Мелетием. Монах сообщил незнакомцу, что архимандрита можно видеть в такой-то день и час в часовне Иоанна Богослова на углу Моховой и Пантелеймоновской улиц. Неизвестный явился в указанное время к архимандриту и рассказал ему следующую историю.

Свояченица его жила на содержании у графа Ш. Соблазнившись его состоянием, она украла у него шкатулку, в которой находилось золота на шестьдесят тысяч рублей. Золото это она передала ему. Вскоре в доме графа случился пожар. Когда выбрасывали из окон вещи, свояченицу его нечаянно ударили утюгом и убили на месте. Утайка шкатулки была обнаружена, и его судили, но «оставили в подозрении» и уже много лет следят за ним, не окажется ли у него большой суммы денег. Потому он и желает пожертвовать их на монастырь. Ему же просит дать только три тысячи рублей наличными кредитными билетами…

В назначенный день и час он доставил свою шкатулку с кирпичом и получил три тысячи рублей. Словом, разыграл ту же историю, что и с отцом Иоанном П.

Подумал-подумал отец архимандрит… И дело очутилось у меня.

Но мошенника и след простыл. Видно, это был уже тертый калач. А главное — это не была какая-либо шайка. Действовал он в одиночку и на струнке благотворительности неплохо разыгрывал свои дела.

Я дал соответствующие указания агентам, но было ясно, что рассчитывать на скорый успех трудно. Оставалось только ждать, что мошенник не удовольствуется этими проделками и примется за них опять, или же ожидать «случай» — этого могущественного помощника сыска.

На всякий случай я решил через агентов пустить слух, что вот, мол, есть такие люди, которые являются к духовным лицам с целью такого-то и такого обмана, поэтому необходимо таких задерживать и представлять куда следует.

Время шло, а мнимый Ельбинович как в воду канул…

Отец Иоанн и архимандрит Мелетий не раз уже справлялись: не слышно ли чего?

Но ничего не было «слышно», как ни хотелось мне помочь духовным лицам.

В это же самое время я имел некоторые неприятности, небольшие, но все же неприятности.

Прокурорский надзор пожаловался градоначальнику на то, что петербургское управление сыскной полиции тормозит дело с крестьянином Себежского уезда Витебской губернии, Иваном Москаленко. Несмотря на многократные напоминания, петербургская полиция, мол, не дает о Москаленко справок, не принимает меры к его задержанию, хотя есть основания предполагать, что он скрылся именно в Петербурге.

В бумаге прокурора сообщалось, что чинам себежской уездной полиции еще в марте этого 1884 года показалось подозрительным поведение крестьянина Москаленко, который внезапно разбогател после кратковременного пребывания в Петербурге в январе 1884 года, откуда он прислал на имя жены пятьсот рублей, а по приезде проявлял большую расточительность.

У него был сделан обыск, причем были найдены деньги и разные ценные вещи, что еще более утвердило полицию в убеждении, что Москаленко разбогател путем преступления. Москаленко, однако, дав сбивчивые показания, скрылся, и вот теперь петербургская сыскная полиция запрашивалась, не было ли в январе таких преступлений, в которых были бы похищены найденные у Москаленко вещи, и не находится ли Москаленко в Петербурге.

По правде говоря, неудивительно, что на многие запросы себежской полиции у нас не отвечали, запросы были составлены столь неопределенно, показания Москаленко изложены так, что ничего никто не мог понять. Мало ли преступлений и воровства было в Петербурге в январе 1884 года!

Тем не менее, когда на медлительность и проволочки по этому делу начал жаловаться прокурорский надзор и господин градоначальник передал мне эту жалобу, я взял дело под свое личное наблюдение. Просмотрел бумаги и велел составить себежской полиции, а также представителям суда ясные, толковые бумаги с вопросами, ответы на которые нам нужно было знать. Были истребованы также копии всех полицейских протоколов и подробные сведения о личности Москаленко.

Как это часто бывает, дело решил случай. Пришли ответы на запросы о Москаленко, и, просматривая их, я убедился, что в 1884 году он, несомненно, занимался в Петербурге кражами. Впрочем, это легко было проверить, так как в показаниях Москаленко были данные, позволяющие установить, где он жил, где служил и так далее. Но вдруг взгляд мой упал на протокол, в который было занесено показание одного из священников Себежского уезда. Узнав об обыске у Москаленко и бегстве его, священник явился в полицию и заявил следующее.

К нему пришел незнакомый человек и рассказал, что служил управляющим у графа К., у которого нажил большой капитал, что граф судился с ним из-за этих денег, просудил все свое состояние, но спорный капитал остался у него и хранится в Полоцке. Средств ехать в Полоцк у него нет, поэтому он просит небольшую сумму на поездку, обещая за эту услугу вознаградить с лихвой. Священник ему поверил, дал пятьдесят рублей и, конечно, после того с должником своим не встречался.

— Ну и ну! — невольно вырвалось у меня. — Вот он где, Ельбинович-то наш! Значит, практиковаться-то он начал с пятидесяти рублей в провинции, а потом уж дошел до «благотворительности»… Постой, голубчик, уж теперь-то ты от меня не уйдешь!

Я более не сомневался, что Москаленко, как опытный вор, находится в Петербурге под чужим именем. Я направил сыщика для проверки, где он жил в 1884 году, какие и когда были совершены кражи, с кем он знался и был знаком.