Александр Коржаков - Бесы 2.0. А цари-то ненастоящие!

Мы знаем, что была и есть общеуголовная преступность, ставшая системой задолго до революции 1917 года. Она ничего не изменила: хоть и говорили комиссары, что настал новый дивный мир, но остались шпана, карманники-медвежатники-форточники. «За что забрал, начальник, отпусти» и прочая блатная романтика. Хотя некоторые изменения произошли. «Достижение» поздней Советской власти — экономическая преступность. Цеховики создавали теневую экономику и набивали карманы, обманывая государство. То есть делали то, чем сейчас заняты Чубайс с Абрамовичем, с той только разницей, что теневиков сажали на 15 лет, а то и расстреливали, а наших героев капиталистического труда награждают возможностью и дальше паразитировать на стране.

В 90-х годах появляется новая форма преступности — «спортсмены», они же «бандиты». Первые организованные группировки состояли из бывших и действующих спортсменов, прошедших «горячие точки» военных, уволенных силовиков и т. д. Отари Квантришвили и его многочисленные друзья и знакомые в свое время пытались зарегистрировать Партию спортсменов России. В нее, хоть и неформально, входили некоторые из бывших и действующих депутатов Госдумы, и, если бы не Минюст, возможно, в парламенте была бы и «спортсменская» фракция.

Новые «понятия» потеснили старую уголовщину. Тогда и родилась классическая коррупция современной России. Это не врачи, берущие тысячу рублей за больничный лист, и не педагоги, собирающие со студентов деньги за зачет. Коррупция — это когда на набережной в Питере съезжаются два «шестисотых» «Мерседеса», в одном из которых прибывает на «стрелку» начальник из мэрии, а в другом — «авторитет», обладающий не меньшей властью и деньгами. И они «перетирают вопрос» о том, как, допустим, «братве» прибрать к рукам городской нефтеналивной терминал, чтобы и мэрскому начальнику из потоков что-то капало.

Как говорится, плох тот бандит, который не мечтает стать бизнесменом. Как и чиновник, который не хочет получать что-то, кроме зарплаты. Разница между ними только в том, что первые иногда дают показания, а вторые — зачитывают с трибуны послания о правовом государстве и патриотизме.

«Малышевские», «солнцевские», «тамбовские», «измайловские», «ореховские», «таганские», «подольские», «люберецкие» и прочие коллективы не совсем законопослушных граждан, что бы о них ни говорили, встроились в конструкцию государственного здания. Сегодня никого не удивляет взаимопроникновение и тесное сотрудничество представителей власти и криминалитета. Прокуроры «крышуют» подпольное казино, генералы Следственного комитета помогают ворам в законе «отмазывать» их подельников, близкие к руководству регионов люди проводят регулярные «консультации» с местными «авторитетами». Нельзя сказать, что это — примета только нынешних времен. И в 90-е годы, и до них негласные отношения с «авторитетными» людьми власть поддерживала. Но лично я, работая при Ельцине на достаточно высокой государственной должности, не сближался и не встречался с главарями организованной преступности.

Впрочем, если быть совсем точным, один эпизод был. Мой помощник в начале 90-х привел ко мне видного столичного «авторитета». У того, дескать, важный политический вопрос…

Гость в двух словах объяснил ситуацию, которая, в общем-то, и без него на поверхности лежала. В Москве, говорил представитель «неформальной общественности», сложилась тревожная ситуация на рынках, которые заполонили те, кого потом стали называть «лицами кавказской национальности». Приезжие устанавливают свои порядки и начинают диктовать правила, а это не нравится ни населению, ни власти. Столичная «братва» просила передать президенту: «Дайте нам три дня, не пресекайте и не вмешивайтесь, и обстановка на улицах и рынках Москвы полностью нормализуется. Гарантируем: будет, как раньше — справедливо и по понятиям, но — по нашим, а не кавказским». Отдельно гость заострил мое внимание на том, что инициаторы операции гарантируют: обойдется без убийств и других «беспределов».

Я Ельцину рассказал за обедом об этом визите. Президент, конечно, мог бы послать меня с такими предложениями, но он задумался на несколько рюмок. А потом произнес: «Идея, конечно, хорошая, заманчивая идея. Но я же президент всех россиян, а не только русских. Может, на Лужкова переложим принятие решения? Его же город». Но Юрий Михайлович к тому моменту и сам немало поспособствовал нашествию «гостей»: одних азербайджанцев к тому моменту прописал в столице около полутора миллионов душ. И надеяться на него в этом плане было нельзя. Короче, как ни крути, а предложение принимать нельзя. Так и передали «авторитетам».

Когда меня «сократили» из Кремля, горизонт моих знакомств и связей расширился. Причем качественно. По старой памяти я посещал разного рода алкогольно-спортивные мероприятия наподобие теннисного Кубка Кремля и турнира «Большая шляпа». Теннис был, как сейчас говорят, в тренде, а «авторитетные» люди всегда следили за тем, что нынче актуально, и старались участвовать в светской жизни через занятия тем, что модно в тот или иной период времени.

Один из господ, «курирующий» крупный подмосковный город, был несколько раз моим партнером в теннисных баталиях. Кстати, он хорошо играл, а не просто ракеткой махал, чтобы «потусоваться». Мы с ним одного возраста, и отношения хорошие сложились.

Другой, написавший во время отбытия наказания книгу, неожиданно прислал мне ее в подарок с доброй дарственной надписью на мое 50-летие. К слову, этого человека президент наградил именными часами.

Третий, также широко известный в определенных кругах, к несчастью, трагически погиб, занимаясь экстремальным спортом, к которому был склонен. Нам с ним тоже было интересно общаться.

У людей из этой, скажем так, социальной группы ко мне всегда было какое-то человеческое, особое отношение. И после увольнения из Кремля, когда я стал депутатом Госдумы, — тоже. Я задумался: почему? Ведь я никогда не жил по их «понятиям» и общих дел с ними не имел. Наверное, потому, что, хоть и попал по воле судьбы на самый верх, никогда не воровал, не «крысятничал» (не люблю жаргон, но эти слова часто очень точные и образные). А еще, может быть, потому, что считалось: Коржаков — «кардинал Ришелье», теневой правитель при живом президенте и жуткий злодей, который многих сжил со свету. То есть как бы социально близкий этим кругам, что у них вызывало желание пообщаться со мной «за жизнь».

И еще я размышлял: каким образом эти люди выжили в 90-е? Ведь тогда было как на фронте: в пятницу неизвестно, доживешь ли до понедельника. Но они уцелели. Про них говорят: добились жизненного успеха, материальных благ незаконными методами. Но давайте сравним: Таня Дьяченко и Валя Юмашев, Чубайс, все эти зятья Ельцина — они что, честным трудом и умом заработали состояния? Они такие высокоморальные и законопослушные? Не использовали близость к президенту в корыстных целях?