Артём Драбкин - Танкисты. Новые интервью

Развернулись, а ракеты уже беспрерывно, видимость лучше, чем днем. Уже бронебойные стали свистеть… И вскоре удар в моторную часть – все и полыхнуло. Я даже команду подать не успел, как все вскочили. Недалеко овраг, добежали до него. Посмотрели, а наш танк вовсю полыхает. Уже и разрывы пошли, все, делать нечего…

Но когда мотать тут начали, пока выскакивали, пока из оврага смотрели, как снаряды рвутся, все наши танки разъехались кто куда, и мы остались совсем одни.

Сразу время посмотрел – четвертый час шел, и понимаю, что у нас до рассвета остается всего три-четыре часа. Понимаю, дело худо, но виду не подаю. Подчиненные же смотрят на командира. По компасу примерное направление определил, и побежали…

Сколько было сил бежали, потом на скорый шаг перешли. Там поле, овражки небольшие попадаются, а рощицы мы обходили. А когда еще только уходили на задание, в сторонке вдруг прошелся наш прожектор. Медленно просветил, опустился и потух. И вдруг часов в пять этот прожектор опять прошелся. Я скорректировал направление, взял вправо, а сил уже никаких нет. Весь пот вышел, даже говорить сил нет… А сам уже думаю: если ближе к рассвету к своим не выйдем, нужно будет в какой-то рощице побольше закопаться в снегу и отлежаться до следующей ночи.

Но ближе к рассвету вдруг слышим наш русский мат. Пролетел одной-двумя фразами… Откуда тут только силы взялись – бегом! Вдруг впереди редкие окопчики, выкопанные на скорую руку. Оттуда кричат: «Стой! Руки вверх!»

Приводят нас к ротному. Тот двух солдат выделил: «Доставить к комбату!» У того в штабе телефон есть – пытались связаться, но ничего не получилось. И тогда комбат отправил с нами начальника связи с двумя солдатами в штаб полка.

Привели в какую-то деревню, там, в конце концов, договорились, что нас куда-то отведут. Сопроводили в другую хату, а там два автоматчика и капитан: «Я представитель СМЕРШа. Рассказывай, командир!» Мои хлопцы тут же у двери расположились и заснули, а я ему все рассказываю. Потом он мне дает лист бумаги и карандаш: «Теперь изложи письменно!» Тут вдруг телефонный звонок, он переговорил. А я пишу, но прислушиваюсь, что он говорит сержанту: «Я пока отлучусь, а вы с ними остаетесь».

Он ушел, но тут мимо хаты стали солдаты котелками греметь. В хату вваливаются еще два солдата и этим двоим говорят: «Пошли на завтрак!» – «Не можем мы. Вот, танкистов стережем». – «Так и что? Наши же. Пошли, куда они денутся?» И они все ушли. Я тут же писанину прекращаю, своих орлов бужу: «За мной!» Из хаты выскочили и по тылам, по задворкам из той деревни быстрее долой…

Бежали до следующей деревни. Потом еще деревня, тут мы поняли, что вроде сбежали. Вот так мы того особнячка накололи.

– А почему решили сбежать?

– Так слухи же ходили – лучше этих ребят обходить стороной. Кроме неприятностей, от них ничего не получишь… Поэтому и принял такое решение.

Уставшие, голодные, добрались до третьей деревни и к каким-то старичкам попросились отдохнуть. Они нас угостили немного, и я принял решение, что одну ночку мы здесь отдохнем. Переночевали, а с рассветом вышли на дорогу. Посадил своих у перекрестка: «Смотрите наши машины! Эмблему нашу знаете?»

Эмблемой нашего корпуса был ромб. Он делился пополам. Поскольку в корпусе три бригады: 40, 44 и 45-я, то в нижней части эмблемы у танков нашей бригады стояла цифра «0». Соответственно у тех «4» и «5». И если внизу цифра «0», а вверху «11», значит, 40-я бригада 11-го корпуса.

Их поставил раньше по ходу движения, чтобы они мне заранее махнули и я успел остановить. Полдня, наверное, там просидели, пока все-таки не поймали нашу машину. К вечеру прибыли в часть, захожу к командиру с докладом, а начштаба, еще кадровый офицер, спрашивает: «Откуда вы явились? Вас же давно списали в другую бригаду!» – «Так я после той бригады где только уже не побывал. Выпишите мне хоть какой-то документик, а то у меня ведь совершенно ничего нет!» И на следующий же день мне на бумаге от немецкой карты выписали временное удостоверение: «Борисов Н. Н. – командир взвода 40-й Гвардейской танковой бригады. Пистолет номер такой-то. Противогаз такой-то». И это удостоверение я до сих пор бережно храню.

Но вот спрашивается, где глубина, где сознание? Выпустился целый батальон – 475 человек, а даже офицерские удостоверения нам не выдали. Неужели нельзя хоть какую-то бумажку выписать, чтобы хоть что-то в кармане лежало? А потом все удивляемся, откуда у нас миллионы пропавших без вести…

– А не боялись, что тот особист захочет вас найти?

По особняку я потом прикинул. Скорее всего, доложить о нас начальству он еще не успел, а значит, сам на себя докладывать не станет. Так что никаких последствий быть не должно. Так и вышло.

Вот таким для меня выдалось первое знакомство с особистами, а потом я с этими ребятами неоднократно общался. У меня же пять машин сгорело, а на каждый случай потери танка непременно пишется рапорт. Указывается, где и что произошло, а в батальоне и бригаде комиссии разбирают эти дела и задают вопросы. А самый ответственный и любопытный – представитель особого отдела. Так что в последующем я с ними не раз встречался, но никаких инцидентов не возникало.

– Но вы же знаете, как ветераны про особистов в основном отзываются. Недаром даже песня в войну родилась с такими словами: «…а почему ты вместе с танком не сгорел?»

– Это же от людей зависит. Кто-то более ревностный, кто-то хотел выслужиться, и может быть, кому-то и не повезло. Вполне такое допускаю. Но меня сколько раз и на комиссиях спрашивали, и когда они появлялись у нас в боевых порядках, и задавали вопросы, то чего-то такого не было. А в том случае даже еще проще вышло. Это же временное формирование, и оно нигде по документам не прошло и не оформлялось. И кстати, что с той группой сталось, чем дело закончилось, до сих пор понятия не имею и даже знать не хочу… Так что, когда представился, мне дали лист карты той местности, где это случилось, и я письменно все описал. Сам подписал, все члены экипажа, и больше вопросов не возникало.

А дальше что. Когда возвратились с этих похождений, батальон уже бои не вел. Техники совсем не осталось. Отдыхаем, учимся, с солдатами занимаемся. Уже февраль шел, а еще в январе был утвержден новый гимн Советского Союза. И мне запомнилось, как замполит приходит: «У нас новый гимн, надеюсь, вы его выучите за три дня?» – «Конечно, выучим!» – «Хорошо, тогда через три дня зачет буду принимать». Ну, все выучили, конечно, а потом и солдат стали ему учить.

Причем мы стояли всего в тринадцати километрах от этих Погребищ. И была у меня мысль туда съездить, посмотреть: может, стоит еще наш танк? Но так и не удалось.

А вскоре наступило 23 февраля, и тот день в моей памяти остался как большой праздник. Нас заранее предупредили, что состоится общее построение. И на этом митинге был зачитан приказ о награждении, и я получил свою первую награду – орден Красной Звезды. И получил знак «Гвардия». Он у нас автоматически не присваивался, только специальным приказом присваивали. И я считаю, так правильно. Такое звание нужно делом заслужить, а не автоматом получать.