Артём Драбкин - Танкисты. Новые интервью

В общем, успешно прибыли в конечный пункт назначения – городок Судовая Вишня, что в пятнадцати километрах от границы. Наши уже все там, на машинах приехали. И в конце мне объявили благодарность. Ребята смеются: «Везет тебе, Коля…»

А в Судовой Вишне перед нами были поставлены две задачи. Во-первых, усиление местной милиции и поддержание порядка в округе. Для этого у нас сформировали несколько оперативных групп. У нас в батальоне, например, три таких группы было сформировано. Одну из них возглавлял я. Если что, мы вместе с энкавэдэшниками выезжали в районы и ловили этих бандеровцев. Никого нашей группой, правда, не взяли. Но и стрелять приходилось, и гранаты бросали – всякое случалось. Эти же облавы в основном по ночам. Только чего-то где-то шорох – сразу палили.

Ну, а вторая задача – мы занимались разгрузкой и отправкой различных грузов, прибывающих из Германии. Там вроде до 1 сентября разрешалось вывозить все без всякого, и эшелоны шли один за другим. В Германию порожняком, а оттуда вывозили все, что возможно. Но чтобы держать станцию свободной, даже пришлось построить два тупичка. Мы помогали строить эту километровую дорогу, потом появились ВОСОвцы, специалисты-железнодорожники, все проверили и загнали нам туда эшелон из Германии с оборудованием. Мы должны были его выгрузить, направо и налево от полотна, накрыть толью, чтобы не промокало. Но разгружали мы долго, ведь там многотонные станки, а у нас никаких кранов, все вручную. Ну, и свою привычную службу несли, так что скучать не приходилось. И вот за два месяца, пока мы там находились, у нас в бригаде погибло семь человек. Ладно, трое погибли непосредственно в стычках. А остальные? Как-то парочка солдат подалась в деревню и пропала. Потом как-то повар вдруг решил достать зеленого лука. Взял с собой одного помошника, на повозке уехали – и все: ни слуху ни духу… Не нашли и ничего не узнали… Так что стоит только людям расслабиться, как сразу появляется наша русская расхлябанность. И почти каждый день нам докладывали о всяких эксцессах. Там, там, там… А я там немножко встречался с заведующей почты, приятная такая девушка. Ее туда прислали с Восточной Украины, а таким пришлось особенно нелегко. И я ее спрашивал: «И как вам тут, не страшно?» – «Конечно, страшно. То там кого-то застрелят, там, там…» Или помню такой эпизод.

В доме, где находился штаб бригады, обнаружили тайник с оружием. Потом я узнал, что о нем сообщила какая-то молодая девушка. Стену сломали, а там и пулеметы, и автоматы, и боеприпасов сколько хочешь…

А уже в Наро-Фоминске на полковой кухне я вдруг увидел молодую девушку. Поинтересовался, откуда она взялась. Солдаты же должны там работать. И мне рассказали, что это она кое-какие гнездышки бандеровцев раскрыла и, когда мы собрались уезжать, попросилась: «Возьмите меня с собой!» Ее, конечно, взяли, устроили в городе на работу, пристроили в общежитие, а потом она вышла замуж и так и осталась в Наро-Фоминске. Так что обстановка была напряженная, сложная, беспокойная, и нам постоянно напоминали про бдительность. Всегда и везде ходили только с оружием. Правда, когда приехали в Наро-Фоминск, оказалось, что там развелось много бандюг, разных банд. Какая-то «черная кошка». Так что и там до конца 45-го с оружием ходили.

– А как вы восприняли переход к мирной жизни?

– Ну, скучно не стало, это уж точно. Ведь что такое ротный командир после войны? Считай, самая беспокойная должность – беспрерывно идут учеба, учения да еще по два парада в год. Я потом жену как-то спросил: «Когда тебе тяжелее всего со мной пришлось?» – «Когда мы только поженились и ты был ротным командиром. С утра до вечера пропадал на службе». А на то, чтобы вспоминать, чего-то там переживать, задумываться, времени просто не оставалось.

– Многие ветераны признаются, что после войны плохо спали. Какие-то кошмары их преследовали.

– Лично я спал спокойно, потому что служба выдалась настолько беспокойная, что времени на сон не хватало. Так что и на войне постоянный недосып был, и после.

– Неужели война совсем не снилась?

– Поначалу еще снилась, а потом перестала. И сейчас не снится. Вот служба иногда снится, а война нет. Но иногда такое приснится, что прямо диву даешься…

– Николай Николаевич, хотелось бы задать несколько «бытовых вопросов». Как, например, кормили на фронте?

– Нормально кормили, особенно в конце войны. Но мы ведь и неизбалованные были в плане питания. Мы, например, дома как привыкли? На завтрак всегда жареная картошка. В обед суп, может, что-то еще. А на ужин только стакан молока и кусок хлеба. И всего раза два в неделю мясо. Так что в этом плане для меня сложностей не возникало.

– Да, но от однообразного армейского питания многие на всю жизнь не любят чего-то.

– У меня ничего такого нет. Как любил кашу с детства, так и ем ее с тех пор. Разную, но каждый день на завтрак обязательно.

– Почти все с удовольствием вспоминают американские консервы.

– Да, вкусные, мне тоже нравились. Когда в училище учились, помню, задавал себе задачу – найти хоть кусочек колбасы в порции. Ищешь, ищешь и иногда найдешь малюсенький кусочек… Зато когда банку открываешь, это совсем другое дело. Если на черный хлеб кусочек положишь, вот красота…

– Немецкие продукты пробовали?

– Все пробовал, очень понравилось. Даже мед понравился. Он у них был в упаковочках по 100–200 граммов, как сейчас сметана. Чувствуется, искусственный, но все равно вкусно. Но особенно нравились рыбные консервы. Правда, как прочитаешь на этикетках «произведено в Дании, Голландии», так сразу ругаемся на них нехорошими словами: «Вот сволочи, кормят немцев…»

– Почти у всех ветеранов есть какая-нибудь фронтовая история, связанная с едой.

– Иногда мне хочется картошки «в мундире», и когда беру ее в руки, то аромат и вкус напоминают мне детство и один эпизод с войны.

Когда мы только прибыли в 40-ю бригаду, то марш на передовую выдался продолжительным и напряженным. Особенно для механиков-водителей. И вот на рассвете мы остановились в украинском селе. Объявили большой привал. Дозаправились, ожидаем батальонную кухню. И тут наш богатырь механик-водитель Савин вдруг неожиданно вспомнил про картошку: «Я бы целый чугун, наверное, съел…» Другие члены экипажа его поддержали.

Втроем заходим в ближайшую хату, а там за пустым столом ребятишки мал мала меньше. У печи хозяйка. С разрешения присели на лавку. Но что это? Не сон ли? Хозяйка вынимает из печи чугунок с картошкой «в мундире». Мы аж переглянулись… Хозяйка стала настойчиво угощать. Берем по две картофелины, она приятно обжигает ладонь, и ее тепло проникает внутрь. На столе появляется вместительный чайник с кипятком. Я шепнул радисту-пулеметчику, и он принес из танка две суточные упаковки НЗ. Положил их на стол. Хозяйка отказывается, а детишки выразительными глазенками смотрят на эти необычные предметы. Но тут поступает команда: «Вперед!» Выхожу последним из хаты, а вся семья, выстроившись у порога, провожает нас. На глазах хозяйки слезы, она вытирает их концом длинной юбки. Казалось бы, что тут такого, но вот всю жизнь вспоминаю этот эпизод…