Гордон Брук-Шеферд - Перебежчики из разведки. Изменившие ход «холодной войны»

В сопровождении старшего сотрудника ЦРУ и ещё одного американца Левченко прошел оформление и, когда он следовал в зал ожидания 1 класса, его узнали два японских контрразведчика. Они сообщили в полицию и МИД, и скоро зал ожидания наполнился японскими официальными лицами, которые пожелали узнать, почему корреспондент «Нового времени» (которого они, вероятно, подозревали в работе на советскую разведку) отправляется в Вашингтон с американским эскортом. Ажиотаж усилился, когда Левченко сообщил им, что он попросил и получил политическое убежище в Соединенных Штатах. Один из мидовцев, эксперт по России, заметил на русском языке, что по существующему у его правительства консульскому соглашению с Москвой, Левченко перед отлетом имеет право увидеть официальное лицо из советского посольства. Левченко отказался от встречи и ринулся в свое последнее «активное мероприятие», на этот раз во имя спасения собственной головы. Он заявил японцам, что, мол, «второй по значению капиталистической стране мира» нечего гнуться и дрожать перед Советами из-за такой пустячной проблемы. Продолжая браваду, он заказал шампанского – для себя, поскольку знал, что японцы при исполнении пить не будут.

Но под этой бравадой прятался растущий страх. Улетел второй самолет «Пан-Ам» на Штаты, третий, а препирательства всё продолжались. Постепенно группа сотрудников японской службы безопасности оттирала эскорт ЦРУ в другой конец зала, отделяя его от подопечного. Но в конце концов оказалось достаточно звонка в посольство. Услышав о ситуации, американский советник-посланник связался с японским министром иностранных дел и заявил протест против незаконного задержания пассажира с билетом до Соединенных Штатов, с действительным паспортом и въездной американской визой. Хотя времена генерала Макартура и оккупации Японии миновали, американское политическое влияние в Токио было таковым, что Советский Союз ничего не мог ему противопоставить. Старший сотрудник МИДа, находившийся в зале, был подозван к телефону. Он вернулся весь красный и сказал Левченко: «Вы свободны покинуть территорию Японии».

Следующий авиалайнер уже ждал взлета, и Левченко быстро отправили туда. Он и его сопровождающие покинули зал ожидания вовремя, иначе дело могло бы закончиться потасовкой. В советском посольстве были встревожены сообщениями, полученными от японцев, три автомашины полетели в аэропорт «Нарита», и их пассажиры уже развернули свои ряды в здании терминала. Но, когда они подходили к пропускному пункту, самолет был уже в воздухе.

Левченко перед отлетом успел нанести последний удар своему старому недоброжелателю. Среди нескольких официальных лиц, которые сопровождали его по бетону аэродрома, был миниатюрный сотрудник контрразведки, и он спросил Левченко, кто из старших офицеров КГБ в Москве представляет набольшую опасность для Японии. «Пронников, – ответил он, поднимаясь по трапу. Владимир Пронников», – повторил он, чтобы его правильнее поняли.

«Конец там, откуда мы отправляемся». Эта строка (в вольном переводе. – Примеч. перев.) из Т. С. Элиота весьма подходит к истории одного из самых крупных секретных агентов Франции – или в данном случае всего Запада, – работавших против Советского Союза, и тем более из самой Москвы. Человек с пророческим кодовым именем «Фэрвел» (Farewell – по-английски «прощай») был исключительным не только с точки зрения поставлявшейся им информации за время краткого, но ослепительного всплеска активности. Он был редким также по контрастам темперамента и характера. Его ум был полон презрения к режиму, которому он служил, и был холоден и тверд, как ледник. Но в его сердце пылал огонь, и при всплеске эмоций и страстей он напоминал персонаж, сошедший со страниц русских романов. Эти страсти никогда не ослабляли его волю и смелость. Но именно одна из таких вспышек и сгубила этого человека в его одиноком крестовом походе. Случилось это так.

Февральским вечером 1982 года у «Фэрвела» была весьма интимная встреча с шампанским, которая происходила в его автомобиле, поставленном в укромном уголке московского лесопарка. Партнером была его любовница, секретарь из штаб-квартиры КГБ по имени Людмила. Внезапно их пирушка была прервана стуком в стекло автомашины. «Фэрвел» выскочил и увидел человека, в котором то ли узнал, то ли не узнал коллегу КГБ. Узнал или не узнал, но его первой реакцией была мысль о том, что за ним следят, что его тайна раскрыта и его собираются схватить как западного шпиона. Человек поспокойнее и в более спокойном состоянии души вряд ли запаниковал бы, заметив, например, что нарушитель спокойствия вроде бы один. Но, как отмечалось, «Фэрвел» обладал отнюдь не спокойным темпераментом и даже трезвый находился в напряжении от своей двойной жизни. А в эту ночь он был к тому же ещё и крепко выпивши, если не совсем пьян. Разум отступил на второе место. Он выхватил нож и ударил пришельца. Тот упал замертво. Увидев это, пришедшая в ужас Людмила выскочила из машины и попыталась скрыться от своего любовника за деревьями. Но тот уже обезумел. «Фэрвел» догнал девушку и нанес и ей удар ножом, бросив её умирать в снегу. Потом сел в машину и уехал.

Примерно часом позже – снова как в классической трагедии – его, преступника, потянуло на место преступления. Там уже была милиция, но это был не самый страшный удар для «Фэрвела». Людмила, которую, как он считал, он убрал как свидетеля, была жива и указала на него. Он показал документы, и милиция увидела, что арестованный убийца (поначалу милиция подумала, что это была ссора из-за женщины) является полковником КГБ. Первое впечатление о ссоре из-за женщины усилилось тем обстоятельством, что мужчина – жертва преступления, который действительно оказался здесь один, жил в Москве, километрах в десяти от места убийства. Самое простое объяснение трагедии состояло в том, что он тоже имел связь или был влюблен в Людмилу и в этот вечер выследил парочку, чтобы застать её на месте со своим соперником. Протрезвевший «Фэрвел» понял, к своему горькому сожалению, что против него нет ни малейших подозрений в шпионаже. Но убийцей он, безусловно, был. За это его судили, и в таком явном преступлении принадлежность к КГБ не дает защиты. В конце осени 1982 года «Фэрвел» начал отбывать 12-летний срок в иркутской тюрьме. И только тогда власти начали подозревать его в вещах гораздо более тяжких в их глазах, чем убийство. И выдал себя осужденный преступник. Вот с этого конца мы и должны вернуться к началу повествования. Оно было почти столь же необычным. Шпионская карьера, которая закончилась убийством в московском лесопарке, совершенном из его автомобиля, началась на парижских улицах примерно за пятнадцать лет до этого с того, что он разбил свой автомобиль (автор приводит как факты, но не отмечает ещё одну «необычную» общность двух случаев: и там и там он был пьян. – Примеч. перев.).