Арсений Тишков - Дзержинский

В комнату один за другим вошли Бальцевич, Гульбинович, Грабар и еще несколько социал-демократов, решивших устроить Феликсу небольшие проводы.

Стульев на всех не хватило. Придвинули стол к кровати. Начались, как водится, тосты с пожеланиями доброго здоровья, успехов в революционной работе.

Феликса растрогало, что его, мальчишку, интеллигента, пришли проводить и пожилые рабочие. Он прошел хорошую школу у них, а теперь ехал держать экзамен.

На вокзал Дзержинский шагал один. В вагон проскользнул, когда поезд уже тронулся. Забился в угол, подальше от окна, чтобы кто-нибудь из знакомых, случайно оказавшихся среди толпы провожающих, не увидел, не узнал. Прощай, Вильно!

В Ковно Дзержинский приехал 18 марта 1897 года. По объявлению, приклеенному к окну, снял маленькую комнатку в доме господина Кильчевского.

Сразу встал вопрос: на что жить? Дзержинский поступил работать в переплетную мастерскую. Это позволило ему иметь хоть мизерный, но постоянный заработок, а главное, сразу войти в рабочую среду.

В выборе места работы не последнюю роль сыграло и желание овладеть переплетным мастерством. Феликс прекрасно понимал, что такое ремесло нужно подпольщику. И впоследствии не раз с успехом выступал в роли переплетчика.

Феликс и в Вильно видел тяжелую жизнь рабочих. Но беззаконие и произвол хозяев в Ковно потрясли его.

Рабочие рассказывали Дзержинскому, как из-за несоблюдения правил безопасности на фабрике Шмидта погиб рабочий Китцельман, как молотом отрубило палец рабочему Гату; он узнал, что в казенных механических мастерских в Верхней Фрейде рабочему Шулку оторвало обе руки, а на фабрике Розенблюма в Алексоте девушку, получившую увечье, выбросили за ворота даже без компенсации. Скорбный список увеличивался с каждым днем.

На тайной сходке рабочих фабрики Шмидта «Переплетчик» — под этой кличкой Дзержинский работал в Ковно — посвятил свою речь тяжелым условиям труда.

— Но если, работая на фабриканта, наживешь увечье, — говорил он, — тогда попрощайся, рабочий, с надеждой и примирись с адом на земле… Теперь ты калека, работать больше не можешь, значит, не можешь больше обогащать капиталиста, значит, ты больше не нужен. Выбросят тебя ни с чем или с мелкой подачкой. Что же делать? Бороться. Бороться за свои права, за свою свободу. А для этого объединяться.

Ушел «Переплетчик», а рабочие долго еще не расходились. Разбередил он их раны, растревожил души. Факты, о которых рассказывал он, разумеется, были известны им и раньше. Но никто не сумел сделать из них таких ясных выводов.

В этот вечер на фабрике Шмидта появилась ячейка социал-демократической партии Литвы.

Феликсу приходилось туго. Он работал четырнадцать часов в сутки. Зарабатывал мало, питался скверно. После многочасового изнурительного труда бежал на явки или на собрания или заходил потолковать к знакомым рабочим. Когда его приглашали к столу, отказывался, зная, что у хозяев и у самих негусто.

Возвращался домой таким измученным, что едва хватало сил перекусить и дотащиться до кровати. И все-таки, проспав несколько часов, вставал и садился за литовский язык. Вскоре он уже читал неграмотным литовским рабочим книги на их родном языке.

Из Вильно приехал Иосиф Олехнович и вскоре стал ближайшим помощником Дзержинского. Однажды, поглядев критически на ввалившиеся глаза, обострившиеся скулы и нос Феликса, Олехнович решительно заявил:

— Ты совсем извелся. Так дальше работать нельзя. Свалишься, а выиграют от этого только наши враги.

— Не в этом дело, — отмахнулся Феликс. — Но вот, что больше так работать нельзя, — это ты прав. Наше движение охватывает все более широкие массы, а агитаторов не хватает. Значит, нам нужна своя газета. И она будет. И не позднее чем через неделю.

— А чем я могу помочь? — спросил Олехнович, увлеченный идеей Дзержинского, но не очень-то веривший в возможность такого чуда.

— Можешь, Иосиф, да еще как! Ты должен найти безопасную квартиру и помочь мне перенести туда бумагу, которую я намерен «позаимствовать» у хозяина.

Как и где Феликсу удалось раздобыть гектограф, осталось тайной даже для Олехновича. Но ровно через неделю, 1 апреля 1897 года, Феликс и Иосиф передавали на явках связным с ковенских заводов и фабрик пачки с экземплярами первого номера «Ковенского рабочего». А еще через две недели Дзержинский приехал нелегально в Вильно и представил свое детище на суд товарищей по партии.

Перед членами комитета лежала газета на польском языке, небольшого формата, на восьми страницах, размноженная на гектографе. Товарищи обратили внимание на то, что первые страницы были написаны четко, разборчиво, а последние менее старательно, мелким почерком, близким к скорописи.

Дзержинский смутился.

— Дело в том, товарищи, что у меня было очень мало времени. Сам списал, сам печатал, сам распространял да еще на фабриках агитировал.

Поражало, как это Дзержинский менее чем за две недели после приезда в незнакомый город сумел издать газету, но главное — глубина материала.

Особенно всем понравилась статья «Как нам бороться?». По форме статья, а фактически — практическое наставление по организации стачек.

Через несколько дней Дзержинский, окрыленный похвалами товарищей, снова был в Ковно.

Приближалось Первое мая, и он засел за листовку. С чего начать? Конечно, с истории и значения этого пролетарского праздника.

«Это — праздник борьбы и нашего освобождения от ига богачей и правительства, это — праздник братства рабочих всех стран без различия вероисповедания для совместной борьбы; это — праздник нашего пробуждения от многолетнего сна, праздник правды, и в то же время этот наш праздник является угрозой, кошмаром для господ и правительства, для сильных мира сего, которые столь долгие годы сосут нашу кровь».

Листовка получилась довольно длинная. Ничего не поделаешь. Надо было рассказать, как рабочие Петербурга, Вильно, Варшавы и других городов сумели добиться улучшения жизни и работы; сравнить это с положением в Ковно, где до сих пор если рабочие и боролись, то не систематически, без организации. Феликс писал, что праздник 1 Мая должен способствовать, «чтобы и мы не отставали от других, а принялись за борьбу, которая приведет нас к победе». Концовка звучала как набат:

«Да погибнут тираны, да погибнут кровопийцы, да погибнут предатели и да здравствует наше святое рабочее дело! Смелее на борьбу, и победа будет за нами. Дружно, братья, вперед!»

Феликс приступил к организации забастовки в пригороде Ковно Алексоте на фабрике Розенблюма. Его выбор был не случаен. Там эксплуатация и произвол хозяина были сильнее, чем на других ковенских предприятиях, сильнее было и брожение среди доведенных до отчаяния рабочих.