Василий Авченко - Фадеев

Известно о связи Фадеева с поэтессой Марией Петровых (стихи Мандельштама «Мастерица виноватых взоров, маленьких держательница плеч…» посвящены ей). С вдовой Булгакова Еленой Сергеевной, прославленной романом «Мастер и Маргарита». С другой Маргаритой, Алигер [305] Маргарита Алигер (1915–1992) — поэтесса. За поэму «Зоя» о подвиге Зои Космодемьянской (1942) получила Сталинскую премию. — их роман начался в 1942 году, когда муж Алигер, композитор Константин Макаров-Ракитин, уже погиб на фронте, а жена Фадеева была с театром в эвакуации. В 1943-м Маргарита родила дочь Марию — красивую, голубоглазую, похожую на Фадеева [306] Мария Алигер-Энценсбергер (1943–1991). Вышла замуж за немецкого поэта и левого активиста Ганса Магнуса Энценсбергера, долго жила в Лондоне, собиралась вернуться на родину, но в приступе депрессии покончила с собой. Михаил Фадеев: «Она была хорошим человеком, но очень одиноким, как и сам Фадеев». … Но разрыва с Ангелиной не случилось. Более того, как скажет в одном из интервью Михаил Фадеев, брак его отца и Степановой был зарегистрирован только после рождения самого Михаила.

В последние годы жизни Фадеев был близок с Клавдией Стрельченко — молодой вдовой поэта Вадима Стрельченко.

Фадеев был красивый, видный мужчина, особенно в зрелом возрасте, когда «мальчик с большими ушами» исчез. Высокий (судя по фото, только Маяковский да еще приморский тигролов Глушак были выше Фадеева), крепкий, широкоплечий. Скуластый и этим немного похожий на Шукшина. Есть снимок 1933 года — Фадеев в Приморье, сидит на земле, еще и в сапогах; похоже на известное фото Шукшина на Пикете.

В юности он мог казаться несуразным, нескладным — потом дозрел, возмужал. Фадеев был из тех мужчин, которых возраст делает лучше. Так из гадкого утенка вырастает белый лебедь.

Актер Павел Гарянов уже в 1928-м отметил: «Куда девались его угловатость, некоторая неуклюжесть? Он раздался в плечах, движения его стали уверенными и широкими».

Марк Колосов: «Портрет его был как бы только вчерне набросан природой и еще не отшлифован, это произошло позднее, с годами, когда его лицо и его стать вызывали восхищение».

Антал Гидаш: «Стройный, на диво сложенный… Статный, элегантный, спортивный».

Вера Инбер: «С годами Фадеев все больше хорошел лицом… На смену „ушастенькому“ мальчику пришел человек редкостной красоты. Широко развернутые плечи. Гордая посадка головы в ранней седине. Соколиной зоркости глаза… Лицо Фадеева вообще было необычайно выразительно. „Реактивно“, как сказали бы психологи». В минуты гнева, пишет Инбер, он краснел не только лицом — краснела шея, а если ворот был распахнут, то было видно, что краснеет и грудь.

Гарянов вспоминал, что уже в Ростове в конце 1924 года «чуб его кое-где уже успел покрыться серебром, а на висках явно вырисовывалась седина» [307] В незавершенной «Таежной болезни» у Фадеева появляется партизанский командир по прозвищу Старик — крепкий, тридцатилетний, но уже седой. .

Либединский: «Седина как-то особенно красила его… Стройный, сухощавый, он казался молодым».

Поэт Сергей Васильев:

Актер В. Иванов: «Он был выше других ростом, седой как снег, и мне почудилось, что над его белой, гордо посаженной головой сияет нимб».

А. Яшин: «Я, кажется, видел не седину, а сияние вокруг его головы».

Д. Гранин: «Седые волосы его не старили. В стройной его высокой фигуре была легкость, упругость здоровья».

В. Лидин: «Высокий, всегда строго подобранный, с красивой, отлично посаженной головой, с серебряными волосами, оттенявшими розовый молодой цвет кожи, проходил он среди нас, и им нельзя было не любоваться. Казалось, он не несет на своих плечах возраста: так легка его походка. В летние утренние часы, когда люди поеживаются от холодка и трава мокра от росы, проходил не раз он от пруда в дачной местности, где жил, с полотенцем на шее, столь дышащий свежестью, что становилось почти завидно. Он рано поседел, но седина эта словно не имела никакого отношения к его годам: она просто казалась подробностью его красивого облика».

Ю. Бондарев: «Помню его — высокого, красивого, живого, с блестящими глазами».

Писатель В. Важдаев: «Серебряный сеттер».

Долматовский несколько сбивает пафос, вспоминая, что седина Фадеева норовила приобрести желтый оттенок. Фадеев этого стеснялся и боролся с желтизной при помощи «синьки». Однажды, рассказывал Долматовскому Фадеев, он не успел домыть голову — вызвал Сталин. Вождь посматривал на него с ухмылкой. Только дома писатель понял, почему: он был «комически синеголов».

Вот так: от нимба и сияния до комической синеголовости.

Литераторы с видимым удовольствием описывали облик Фадеева. Чего стоит такой пассаж Марка Колосова: «Фадеев слушал меня, поблескивая глазами, чем-то похожими на глаза Циолковского. Сходство их состояло в том, что те и другие были холодновато-резкие, сделанные как бы из звездного вещества, блестели сильнее и слабее, мерцали или тускнели; свет, исходивший из них, шел как бы издалека. Когда мозг Фадеева фосфоресцировал особо интенсивно, Фадеев шумно вдыхал в себя воздух и выдыхал тонкой струей, как бы охлаждая внутреннее горение. И если правильно утверждение Бальзака, что рука есть продолжение мысли, то, может быть, поэтому в такие минуты Фадеев дул на кончики пальцев, словно их обжигало электрическим током».

В кадрах хроники удивляет неожиданно высокий голос Фадеева — в сочетании с безусловно мужественным обликом.

Гидаш: «Говорит с трибуны высоким глуховатым голосом, в рождении которого участвуют, очевидно, не только легкие, голосовые связки, но и все тело высокого напряжения».

Колосов: «Он начинал речь сразу с самой высокой ноты, вот-вот сорвется, а не срывался. Голос у него был высокий, юношеский, страстный, рвущийся из глубины души и потому берущий за душу».

Как каждый видевший Гагарина вспоминает его фирменную улыбку — так все знавшие Фадеева говорят о его смехе. Писатели описывали фадеевский смех наперебой, словно оттачивая мастерство.

П. Максимов: «Вдруг взвизгнет, как девочка, и засмеется своим тоненьким „девчачьим“ смехом. И всем, кто слышал этот смех, сразу становилось ясно, что таким детски чистым, доверчивым смехом не мог смеяться плохой человек».

К. Федин: «Он останется в нашем сознании прежним — веселым, красивым, пышущим красками жизни, со своими незабываемыми россыпями пронзительного звонкого смеха…»

Режиссер С. Герасимов: «Высота лба, седина легких волос… и неожиданный звонкий смех… Хохотал, весь сияя — и глазами, и зубами, и розовостью лица, и белоснежной сединой».