Александр Мешков - Непридуманная история Комсомольской правды

Погоды стояли прекрасные. Светило солнце. По улицам гуляли пейсатые хасиды, высокомерные негры с толстыми золотыми цепями, восторженные японцы и китайцы с фотоаппаратами. Целый день я изображал из себя туриста: валялся на травке в Hyde Park, наслаждаясь свободой и бездельем. Мышцы мои были расслаблены, по членам растекалось тепло, наполняя меня блаженством. Неподалеку от Westminster bridge я спустился к Темзе-матушке. (Если честно, то я, наконец-то решился помыть ноги и сменить носки.) Взволновалась матушка Темза. Вспенились ее воды. Прости меня, Темза! И я опустил в нее свои многострадальные, натруженные, красные ноги со вздувшимися синими венами. Всплыла испуганно кверху брюхом маленькая рыбешка. Когда я постирал носки — вода в реке почернела. Всплыла рыбешка покрупнее. Постиранные носки я привязал накрепко к ремням своего рюкзака, где они развевались до конца моего неофициального визита в Англию гордым знаменем победы духа над бытием.

Когда пришла пора позаботиться о ночлеге, я доехал на метро до Илфорда и через пару часов поиска разыскал Гэри. Он с сосредоточенной внимательностью гинеколога изучал содержимое мусорного контейнера напротив Mocha Hamburger bar. Гэри очень удивился, увидев меня живым и богатым, хотя изрядно потрепанным английской жизнью, а от денег, которые я пытался ему возвратить, решительно отказался.

— А где Ронни? — спросил я.

— Дома, — ответил он.

Домом Ронни оказался старый автобус без колес, стоящий в небольшом овраге недалеко от железнодорожной станции. Это был не только его дом. К полуночи туда набились еще человек двадцать мужчин. Почти у каждого с собой было! Стали вечерять. Это было такое коммунистическое общество. Все были бедны, но счастливы. Бомжи щедро делились своими припасами не только друг с другом, но и со мной. В основном это было дешевое виски и бычки от сигарет. Можете представить себе, как они развлекались! Вонь стояла такая, что, ориентируясь только по ней, можно было без особого труда, даже с насморком, в кромешной тьме, разыскать этот странный дом с расстояния 10 миль. Никто не спал этой ночью. Мило так общались, делились впечатлениями прожитого дня, пукали, смеялись. Все как обычно.

— А что, Гэри, — спросил я своего друга, — эти люди ведь не всегда жили так? Наверняка все были славными мальчуганами в детстве?

Гэри помолчал некоторое время, сделал большой глоток из бутылки, посмотрел на нее и протянул ее мне.

— Причина, наверное, у всех одна. Вот она. А в России не так?

— Наверное, везде одинаково, — легко согласился я. — А почему в вашем клубе нет женщин?

— Боятся, наверное…. Да они уже и не женщины вовсе… — горько ухмыльнулся Гэри.

Я в полудреме с надеждой ожидал наступления нового дня, чтобы немного поспать на чистом воздухе в тиши Regent Park.

Поутру, умывшись и почистив зубы в прозрачном ручейке Grand Brook Park, я прочищал свои легкие, сидя на скамейке и с завистью наблюдая за юными и пожилыми бегунами. Я тоже бегал в Москве. Я решил более не возвращаться в Ilford. Я решил заночевать где-нибудь в центре, к примеру в st. Paul Cathedral. Это ведь тоже церковь. И я поехал в центр. Однако погода была против того, чтобы я беззаботно повалялся в тиши Regent Park. Шел противный мелкий дождь. Стоять на месте было холодно, и поэтому я вынужден был находиться в постоянном движении, как вечный двигатель. Иногда я заходил в теплое кафе и заказывал себе горячий чай. С этим чаем я сидел целый час, наслаждаясь теплом. Потом я снова шел гулять. Я пешком дошел до London bridge и перешел на другой берег Темзы. Дошел до Имперского военного музея и вернулся обратно. Над Лондоном сгущались сумерки. На Пикадилли уличные художники укладывали в машины свои картины. Людей на улицах стало значительно больше.

Сверкали огнями витрины магазинов и ресторанов. Ароматы вкусной и здоровой пищи приятно будоражили воображение. Появились первые нищие. Кстати, среди нищих и бомжей Англии вы не встретите инвалидов с обнаженными культями, с обезображенными проказой лицами, без рук, без ног. Там существует программа по защите инвалидов. Все нищие и бомжи прекрасно себя чувствуют. В центре был уже совсем другой сорт бомжей. Во-первых, это были молодые люди, и выглядели они достаточно стильно. Они лежали на тротуаре, накрыв свои ноги мешковиной, и смотрели на прохожих как-то уж требовательно, что ли? И прохожие подавали им! Никогда я не видел центровых нищих роющимися в мусорных контейнерах. Это была бомжовая элита. Они курили не бычки, а сигареты. С одним из них, пареньком из Осло по имени Кевин, я познакомился и разговорился. Мы сидели с ним на тротуаре перед магазином на Portland Place и курили его сигареты.

— Наша жизнь — это философия, — рассуждал он. — Благодаря мне эти люди считают себя щедрыми и великодушными. Они чувствуют себя благополучными только благодаря мне. Спасибо! (это ему подали!) Я им помогаю каждый день ценить свое счастье. Представь, у человека какие-то неприятности. Жена ушла. Друг предал. А вот он подал мне и подумал: «Слава Богу, что я не сижу вот так. У меня все хорошо».

На Piccadilly Circus очень оживленно, звучала музыка, вой сирен полицейских автомобилей, смех, пьяные крики. Там было много уличных музыкантов и танцоров. Африканцы били в там-тамы и плясали румбу. Целый час я слушал виртузоную игру уличного гитариста-негра. Это был потрясающий концерт. Этот парень исполнял классический репертуар на электрогитаре и играл не хуже Игви Мальмстина. Для чистоты эксперимента я выбрал место пооживленней, сел на тротуар на свой рюкзак, положил перед собой свою кожаную кепку и стал ждать. За час мне подали всего четыре раза. Получилось в сумме 3 фунта. Дольше сидеть было холодно. У меня не было рогожи, чтобы укрыться.

Незаметно пришла пора мне спать. И я отправился по High Holborn к st. Paul Cathedral. Было уже около часу ночи, когда я робко стал стучать в двери собора. Никто не открыл мне. Но зато я увидел полицейского, приближающегося ко мне, несмотря на холод, в одной белоснежной рубашке. Я решил не испытывать судьбу и быстро удалился от двери. Я несколько раз обошел st. Paul Cathedral и нашел несколько удобных мест для ночевки. Одно из них — густые кустики под скульптурой лежащего на земле апостола Павла. Там я на некоторое время прилег, но заснуть не смог, потому что было зябко. Я понял, что совершил ошибку: в центре меня никто не пустит в церковь. Но в Ilford возвращаться было уже поздно. До утра, чтобы не замерзнуть, я добросовестно бродил по центру Лондона, время от времени присаживаясь на лавочки, чтобы дать отдохнуть ногам. А утром, совершенно обессиленный, я поехал в аэропорт Heathrow и заснул там мертвецким сном в четвертом терминале в зале прибытия. Один раз мой сон потревожил полицейский, проверил мои документы. Удовлетворенный проверкой, он пожелал мне доброго сна и оставил меня в покое. Другой раз меня разбудила маленькая девочка, трех лет. Она протягивала мне стеклянную банку с консервированными сливами.